МОРФЕМЫ
Посредством речевого центра,
Бывает, выскочат слова,
Неблагозвучны, но бесценны,
Понятные, как дважды два.
Нет, я не отхожу от темы,
И не использую жаргон,
В основе их лежат морфемы,
Удобные со всех сторон.
Порой они бывают грубы,
Но тем доступны и легки.
Их знают все, как однолюбы,
Так и по бабам ходоки.
Их знают женщины и дети,
Таксисты, критики, врачи.
Волшебные морфемы эти
Признали даже палачи.
Они, в составе предложенья,
Являют нужный оселок
И формируют выраженье
Практическому смыслу впрок.
И каждый в радости и горе,
Познав отвагу или страх,
Их точно видит на заборе,
Нацеленных не в бровь, а в пах.
Умейте слушать с интересом,
Готов за вами подмести.
Уж коли вас послали лесом,
Туда и надобно идти…
УХО-ГОРЛО-НОС
Наверно так решил Всевышний,
Оспорить это не спеши,
Люблю я сыр, как любят мыши,
На кухне ем его в тиши.
У холодильника, без света,
На табурет пристроив зад,
Я ем его, ведь есть примета,
Что свет испортит аромат.
Однако, помня чувство меры,
Ряд потребительских причин,
Я ломтик нежного Ламбера
Однажды в этом уличил.
И сколько я его не нюхал,
Такой, муссируя вопрос,
Закончил лишь прострелом уха,
В системе ухо-горло-нос.
И повторился этот случай,
И он пугает до сих пор,
Когда в такой же тьме колючей
Жевал я с плесенью Рокфор.
А раз пошло такое дело
Терял былую крепость дух,
Когда я кушал Мацареллу,
Ее, расхваливая вслух.
Откуда же пришло отмщенье,
Кто уши мне зажал и нос,
Неужто импорт в замещенье
Такую пакость мне принес?
В бездумном сыропоеданье
Пойми, виновен только ты,
Храни свой орган обонянья,
Чурайся ранней глухоты.
ПЕЧАЛЬ
Вы не дразнитесь: тили-тили,
Пусть с дамой я, но мне полста,
Меня давно уж отлюбили
Во все доступные места.
Не гоже мужу в адюльтере,
Что без креста пенять, заметь.
Меня давно уж отымели,
Но снова шарятся иметь.
Немудрено в такой печали
Пожив, и вовсе одичать.
И по башке уж настучали,
Но заново пришли стучать.
Когда всего на свете мало,
И жажды леденеет страсть,
Пойми, что надобно — отпало,
Но снова норовит отпасть.
Чертоги бросив обжитые,
Мы сами бед своих творцы.
Ко мне святые в понятые
Уже намылились отцы.
СОЮЗ
Аванс некрупный выдан Музой,
Еще смешнее был кредит,
А потому поэт от пуза
Не ест, он дерзок и сердит.
Он добр с коллегами для вида,
Пусть ходит иногда во сне,
И эта склонность к суициду
Его оправдана вполне.
Пока поэт еще не старый,
Его и ждут, его и ждет:
Два с половиной санитара —
Психиатрический уют.
Бывает в сутки по три раза
На люстру вешает петлю,
В тисках журнального заказа,
Что я заочно разделю.
Повиснув где-то на минуту,
Познав коротко мир другой,
Он, с ощущеньем Абсолюта,
Забавно дрыгает ногой.
Поймав в качаньях и наклонах
Под ним ходящий табурет,
Супруга вмиг за панталоны
Его спасет, не сделав вред.
Она ему жена и Муза
Несет лирический мотив,
Основу брачного союза,
Удачно с творческим скрепив.
ПРИЦЕП
Видя парня атипичного,
Что мешает пиво с водкой,
Не выказываю личного,
Принимаю это кротко.
Он зарплату остроумно
Не несет жене и детям.
Не стремится необдуманно
Деньги выбросить на ветер.
Умилюсь, и неожиданно,
Этой благостной картинкой,
Коли к пиву мудро придана
Нашей водки четвертинка.
Потребляя кварту добрую,
Он в бюджет через акцизы,
Прибыль родине удобную
Вносит целым организмом.
И стучит, греха не ведая,
По столешнице таранью.
Это действо я исследую
И включу в повествованье.
Пусть знакомство мимолетное,
За бокалом и за чаркой,
Перейдет в общенье плотное,
Дружбу, временами яркую.
А потом попсу нетленную
Вместе выдадим фальцетом…
Пейте люди пиво пенное,
Обязательно с прицепом!
БРАТЬЯ ПО РАЗУМУ
К окуляру мерцающей ночью
Есть желание тихо прильнуть,
Разглядеть и осмыслить воочию
Тел небесных далекую суть.
В них мерещится без опасений
Млечный путь, навевающий сны,
В стороне от любых потрясений,
от бюджета семьи и страны.
Без иллюзий и всяких утопий,
Без платежек, пеней ЖКХ,
Точно истина есть в телескопе,
Что не знает земного греха.
Ты отныне уверенный практик,
Понимающий степень свобод,
Созерцанье спиральных галактик
Обращаешь в приход и расход.
Распахни небосвод для объятья,
Там, на звездных его полюсах,
Так же тужат по разуму братья
На балконе в семейных трусах.
ДУХОВНАЯ ПИЩА
Скажи мне, баннер придорожный,
Зачем рекламою кастрюль
На путь ты направляешь ложный,
Духовной пищи в коем — нуль?!
Восходит смыслом обреченный,
Попробуй только, сопряги,
Тревожный день сырокопченый,
Где свет — с подливою мозги.
А рядом на щите дощатом,
Занявшем маленький забор,
Сосиски манят, супостаты,
Сырокопченостей набор.
Прими же неизбежность, гений,
И выстрой совпадений ряд; —
Доступность слюновыделений,
Опасный, плотоядный взгляд.
А в сумме некий дух исканий
Который дерзко дразнит плоть,
Послеобеденных иканий
Не дав еще перебороть.
БАХЧИСАРАЙСКИЙ ВОДОМЕТ
Без спроса, в сад явившись райский,
Бесцельно по нему сную,
Да и фонтан Бахчисарайский
Не шибко, в целом, узнаю.
На месте он, возле гарема,
Где казус плотских чувств возник,
И этому событью в тему
Наложнице пришел кирдык.
Там, что-то сильно затупили,
В суровый и кровавый век,
Кастраты деву утопили,
И хан ее не уберег.
Волненья сердца выражая,
Потом раскаялся всерьез
И что- почем соображая,
Фонтан придумал горьких слез.
Он вроде тот, но видом странный,
Пусть капает вода в тиши…
Быть может, словом иностранным
Назвать его он поспешил?
Но есть ли в словаре татарском,
Аналог, что не прозвучал?
Верней всего, подарок царский
Гирей никак не величал.
Кто ж Аю-Дагом тайно грезит,
Экспансии погнал волну?
И почему француз к нам лезет
В словарь, как в Крымскую войну?
Пускай заимствований минет
Тлетворный иностранный гнет,
Фонтан я буду звать отныне
Российским словом – водомет!
Пусть славно он метает воду,
Её гоняя взад – вперед,
Дав слово верное народу,
Который Пушкина прочтет.
БЛАГОЙ ПОРЫВ
Благой порыв, не выглядит ли глупо,
Когда пытливо и со всех сторон,
Купюру в сто рублей рассматривая в лупу,
Увидишь, что в квадриге… голый Аполлон.
МАСШТАБ
Как личность крупного масштаба
Живу, а я с собой знаком,
Осмыслить прожитое, дабы,
Не быть, простите, дураком.
Познать дотошно свет ученья,
И жертвенно его нести,
А также в виде исключенья
Чего ни будь изобрести.
Внедрить, да и не за спасибо,
Иное просто не дано,
Родной стране пусть будет прибыль,
И мне, конечно, заодно.
Освоить несколько профессий,
Чтоб быть не бедным до седин,
Сменить и несколько конфессий,
Бог все равно у нас один.
И хорошо набив карманы,
А также яствами живот,
Уйти в спокойствие в Нирвану,
Масштабно, согласитесь, вот?!
ЭВОЛЮЦИЯ
В зоопарке, в тесноватой клетке,
На пеньке, огромная горилла,
В старенькой, коричневой жилетке,
«Приму» с наслаждением курила.
И толпа вокруг теснилась нудно,
И смеялась с видимым укором,
Эволюционность многотрудна,
Каверзна естественным отбором.
Человечьи мнения полярны
Были на привычки обезьяны,
Что сказал бы нам товарищ Дарвин,
Осознав в теории изъяны?!
Ведь совсем не от его желанья,
Обезьяна и в немалой части,
В праведной борьбе за выживание,
Обрела тлетворные пристрастья.
Книжек умных вспомнились страницы,
Сквозь дымок с табачным ароматом,
Виду с видом, как же объяснится,
В чем тогда природа виновата?
.
Пусть стереотипы и знакомы,
Но не позволяйте без кавычек,
Оказаться ветвью тупиковой,
В силу вредных и дурных привычек.
КАЛЬКУЛЯЦИЯ ЛЮБВИ
Небо к вечеру – жженая умбра,
Я под ним – эфемерная тля…
Но живу, покушаясь на клумбу
От любви, экономии для.
Их цветенье – рекламной картиной,
Бередит, аж на душе холодок,
И нога моя в узком ботинке,
Совершает искомый рывок.
Рядом кошки на крыше орали.
Страсть их вовсе не знала стыда,
В ослепленье любви и морали
Оправданье найдя без труда.
Мне близки их порывы отчасти,
Боязливо взглянув на луну,
Чур, и я, в ослеплении страсти,
К флоре руки свои протяну.
Так букетом петуний, залетный,
На свиданье расходы покрыл.
Страсть, измерив отличным расчетом,
Скалькулировав каверзный пыл.
ШАЛАШ В РАЗЛИВЕ
Воздвиг Ильич шалаш в разливе,
Под видом финского косца.
Затем литовкою игриво
Махал для красного словца.
Могуч был шириной укоса.
Не слаб косьбою и вперед,
Так и партийные вопросы,
Решал, когда придет черед.
Природу постигал он в ходе
Того, что был при ней добрей.
И сам ему Зиновьев вроде,
Варил уху из пескарей.
Под сенью сена многократно
На деньги, избегая трат,
Он в шахматы играл азартно
И оппонентам ставил мат.
А куш сорвав, бежал за пивом,
И жадно пил на пень садясь,
И даже тем, не суетливо
Держал с рабочим классом связь.
Ему прохладными ночами,
Все снился Маркс, который Карл,
С глазами полными печали,
Он революцию алкал.
Однако в будущее глядя,
Ильич не этим был влеком…
Поскольку в шалаше без Нади,
Тогда он пребывал тайком.
ВЕНЕЦИЯ
Приму таблетку валидола,
Берет мандраж – кругом вода,
Плыви, плыви моя гондола,
Передвигайся без труда!
Туристу видится не плохо,
И без бинокля, не беда,
Ажурный мост, тот самый, вздохов
И прочее — не ерунда.
Мне все здесь любопытно, ново,
Но подведу под резюме,
Сидел здесь некто Казанова,
Среди красот в большой тюрьме.
Напялив золотую маску
И облачившись в домино.
Вгоню я местных сразу в краску,
Но им другое не дано.
Еще по площади Сан-Марко
И голубь клювом не стучал.
А я от впечатлений жарких
Вспотел и сильно одичал.
Закат стеклом венецианским,
Лагуну высветил на треть…
Я зуб даю, давно пацанский,
На это стоит посмотреть.
ТРАДИЦИИ
Выпив кваса живого брожения,
Не меняя идейных позиций,
Ощущаю в себе отторжение
Ряда неких славянских традиций.
Вот, к примеру, частушки с припевками,
Поклонение браге и салу,
И купания с голыми девками,
Аккурат на Ивана Купалу.
Нет, купание – дело исконное,
Коли девка вам будет по нраву,
Вы ж, имеете право законное
Колдовскую изыскивать траву?
Этот промысел был обоснованным,
Но сегодня не выглядит новым.
Потребляя траву маринованной,
Не давитесь большим мухомором!
Кашу в шапке я тоже не кушаю,
Не мастак веселиться на тризне,
А общенье с ушедшими душами
Создает диссонанс в организме.
Свой протест маскирую искуснее,
Формирую точнее упреки:
По игре электронными гуслями
Надоели ночные уроки.
Став с годами мудрей, педантичнее,
По секрету скажу, между нами:
Однозначно, деяние личное —
Утирание рожи блинами!
ПОЛОЧКА
Приоткрой мне створочку
В прошлое напрасно:
Из фанеры полочку
Лобзик пилит страстно.
Утомлен работою,
Засопело рыльце,
Наряду с зевотою,
Место есть для мыльца.
Для него, прохладного,
Видно в самом деле,
Получилось ладное,
Очень уж изделие.
Опусти в морилочку,
Просияв от счастья,
И поставь бутылочку,
За работу мастеру.
Соверши хорошее,
Правильное дело,
Ведь когда-то прошлое
Его не доглядело.
НЕ ТАК
Я себя потерял и не так,
Как положено, время другое.
И за мною приходит пиджак,
Не того, извиняюсь, покроя.
У него подозрительный цвет,
Он с обоями слился во мраке,
Надоел этот крупный вельвет,
Он сидит, как на старой собаке.
Ну, а следом – движение брюк,
Очень модно топорщатся стрелки.
Это молодость делает крюк,
Это с совестью старческой сделки.
Наконец, выйдет пара штиблет
Коридор изнасилует скрипом.
Каково! А меня уже нет!
Потерял себя, слышите, типа…
ЗАВЕЩАНИЕ
На склоне промелькнувших лет,
Шагнув душой в нотариат,
Я завещаю вам рассвет,
И завещаю вам закат.
Покуда мой императив
Упорно дружит с головой,
Я завещаю вам прилив,
И завещаю вам прибой.
Пусть злобно жаждет алчный кум
Мое наследство каждый день,
Я завещаю ветра шум,
И тень, и в купе с ней плетень.
Я шлю родне большой привет,
И этим несказанно рад,
Я завещаю лунный свет,
Внезапный летний звездопад.
Забыв про суету столиц
И отказав второй жене,
Я завещаю пенье птиц,
Благообразное вполне.
Осмыслив бытия итог,
Бессмертье строчками поправ,
Я завещаю пыль дорог,
Непостижимый шелест трав.
А следом, что ни дать — ни взять,
Но принимая, не взыщи,
Я завещаю благодать
И камень, сброшенный с души.
Придет судьбы такой ответ:
— Забей на все, кури бамбук…
Я завещаю ультрасвет,
Ток переменный, ультразвук.
Но съев на ужин винегрет,
Склонивши голову ко сну,
Пойму, что это полный бред
И завещанье отзову.
МОЛЛЮСК
У природы образ строгий,
Но порою двойственный,
Как моллюск головоногий
Наделен я свойствами.
У меня три сердца бьются
Счастьем и покоем.
В том моллюски поклянутся
Кровью голубою.
У меня четыре почки,
И за каждым камушком
У меня четыре дочки —
Осьминожки, замужем.
Фиг меня акуле сильной
Челюстями выщелкать,
Выпущу мешок чернильный
В каверзного хищника.
Представляю два подкласса:
У обоих щупальца,
Чтобы мы могли прекрасно
В синем море хлюпаться.
Но, пожалуй, лучше в пиве,
И во время оное,
В постоянном позитиве
Жизнь вести придонную.
БЕГ В МЕШКАХ
Мы — пролетарии с рожденья,
И равенство сидит в кишках,
Боритесь в деле возрождения
Забегов некогда, в мешках.
Они всегда доступны массам,
И зависть сердце не сосет.
Сучи ногами безопасно,
Пускай мешок тебя несет.
Доверившись победным знакам,
Идее устремившись вслед,
По кочкам и по буеракам
Вкуси издержек, домосед.
Здесь спорта вечная царица –
Легкоатлетка взгрустнёт,
Однако, олимпийский принцип,
Как прежде, равенство несет.
К чему наград низкопоклонство,
Рекордов бешеный кредит.
Отринув зависть чемпионства,
Пусть каждый скромно победит.
И я в мешок, бывало, сяду
Не выдаст Бог, свинья не съест,
В плену спортивного снаряда,
Любитель перемены мест.
ЛЮБОВАНИЕ ПРИРОДОЙ
Видя, как ветерок в вальсе медленном
Гладит кроны в прекрасный денек,
Опущу аппарат тазобедренный
На ближайший удобный пенек.
Как милы эти дали пологие,
Как нежны эти пажити, блин…
Сфокусирую офтальмологией
Журавлей улетающий клин.
Я травинку жую разноцветную,
С тонких листьев росинки пия.
И мои вкусовые рецепторы
Ощутят аромат бытия.
Вот березка, кручинясь, наверное,
Понимает свой гибельный срок,
И система моя, слишком нервная,
Совершает в душе кувырок.
Травы радость доставят экологу,
Сообразно являя цветы.
Разве помощь нужна аллерголога
В постиженье такой красоты?
В иве грусть до конца обоснуется,
Формируя плакучий припев.
Ручеек пропоет аллилуйя,
Отойди от меня, терапевт!
Я родился как будто бы заново,
Пусть природе сие невдомек.
Куропатки семейства фазановых
Прилетели ко мне на манок.
Подавив самоедства терзания,
Я, пыхтя, над силками завис…
Мне физический факт любования
Дорог, как и практический смысл.
ПРОСЬБЫ ТРУДЯЩИХСЯ
В местах, целиком отводящихся
Для чаяний праведных масс,
Сегодня я просьбы трудящихся,
Как некогда, слышать горазд.
Я вижу, родные, с плакатами,
Как прежде стоят вдоль станков,
Встречают восходы с закатами,
Но без буржуазных оков.
Суровую выказав бдительность,
Общественный видя грешок,
Они агронома – вредителя,
Прихлопнут, зарыв на вершок.
Решат безобразья погодные,
Чтоб колос не гнил на корню,
Внесут урожаи дородные
Рабочей столовке в меню.
Уймут устремления плотские
Простым заворотом кишок.
И в голову подлого Троцкого
Изящно вонзят альпеншток.
Газетно — журнальными штампами
Никак не позволят вредить.
Отчизну огромными дамбами
Решат навсегда запрудить.
Зарыбить простым толстолобиком,
В Сахару пустить поезда.
На елку стеклянные гробики
Повесить теперь навсегда.
А кто опустился до цоколя,
Уселся в суде на скамью…
Так надобно пьющего токаря
Вернуть в коллектив и семью.
Затем покарать и помиловать,
На доску почета прибить,
Почином его изнасиловать,
Об этом стране раструбить.
Несется наказ небожителям,
Теряются речи в толпе…
Позвольте побыть учредителем
И мне в Вавилонском Столпе.
ПОЭТ И ГИГИЕНА
Обывая под небом нетленно,
Целокупно свой взор обращу
На тебя, извини, гигиена,
Да еще разъясненья взыщу.
Подхожу, как всегда, не напрасно,
Прикасаясь к проблеме всерьез,
Чтобы в летний ремонт теплотрассы
Педалировать этот вопрос.
Не привык я словами бросаться,
Угодив в коммунальный отстой,
И не мыться, а только чесаться
Буду в ванне простой и пустой.
Так внимай нашим серверным генам,
Не вставай на пути ДНК,
И коварством своим, гигиена,
Ты не строй из меня дурака!
А поэт, став синонимом бани,
Может запросто в ней угореть.
Так родни упредите страданья,
Телеса прекратите тереть!
Заострив неподкупно вниманье
На коварство воды в естестве,
Разрешаю вам только купанье
В поэтическом, лишь, мастерстве.
После этого будет не жалко,
Монумент мне воздвигнуть простой,
Где стою с бирюзовой мочалкой,
С банной шайкой большой, золотой.
СОЦИАЛЬНЫЙ АСПЕКТ
Перепутав второе и первое,
Съев анчоусы раньше ухи,
Получу напряжение нервное,
И его направляю в стихи.
Пребывая в известной тревожности,
Я суммирую, и не в первой:
Дискомфорт, созидающий сложности,
Удивительный акт пищевой.
Осознав напрямую различия
Узнаваемых некогда блюд,
Выйду сразу за рамки приличия,
Пусть простой не поймет меня люд.
Пусть звучит моя добрая критика,
Не печатно, поскольку – аскет…
Так мне видится наша политика,
И ее социальный аспект.
