Бродила аллеями парка, размышляя над недавно прочитанным эссе о психических расстройствах, где автор утверждает, что катализатором служит совпадение душевного разлада с судьбоносными обстоятельствами крушения, одновременное расщепление, разрушение, распад… мира внутреннего и мира внешнего, будто одно обуславливает и подтверждает другое, доказывает безысходность – всего и сразу.
На ум пришли строчки, которые писала когда-то в осенней Испании накануне затяжной болезни:
«За плечами мир разламывается на куски, он еще виден в проёме двери…»,
но сейчас, в весеннем парке, отчего-то показалось, что это строчки из другого стихотворения – «Пьеса». Может быть оттого, что в агентстве работаю над рекламной кампанией как раз театральной постановки.
Я мечтаю написать пьесу
для театра широкой публике не известного,
где на сцене и в зрительном зале бывает тесно,
но никогда на душе после премьеры пресно.
Чтобы двое на сцене: спина к спине, под фонарем.
Осыпается над головами снежное конфетти золотым огнем…
Это их лебединая песня.
Споём?
А за плечами ночи стареют угасшими маяками,
тают дни под колесами поездов, летящих кругами,
зыбкий мир ускользает от понимания…
Мир, где они друг друга искали,
но не смогли найти.
Они расходятся в разные стороны,
чтобы вернуться – и встретиться в зрительном зале глазами,
соединив этой искрой чьи-то чужие пути.
Стихотворение родилось, когда я поняла, что не смогу осилить пьесу. А ведь у меня был сюжет! О чём, интересно? – спросила себя: так давно это было, что вряд ли сегодня вспомню.
Но сразу за поворотом аллеи сюжет вернулся, всплыл на поверхность сознания, легко, без усилий, бесшумно, как глубоководная рыба иногда поднимается, чтобы «поцеловать свой рай», глотнуть человечьего воздуха. Странно, как бережно хранит наша память всё, даже несбывшееся.
И я решила записывать все нереализованные сюжеты и фантазии. Будем считать, что для театральных пьес, потому что прозе нужны витиеватые эмоции, обстоятельные детали времени и сложносочиненные предложения, а в рамках сценария я могу писать кратко – самую суть.
Сюжет встал перед глазами сразу, а название пьесы, как имя давнего друга, пришлось отыскать в старых записных книжках – благо тоже храню.
Итак, пьеса «Старатели»:
Северное побережье. Дожди и ветра. Провинциальное захолустье, старый полуразрушенный дом.
Главный герой – молодой и амбициозный пеарень, недавно схоронивший мать, справедливо считает, что сыновний долг исполнен: был с нею до конца дней рядом, заботился в болезни, дарил любовь, организовал достойные похороны. И теперь его больше ничто не держит в этой глухомани.
«Дом, хоть и старинный особняк, но разрушен настолько, что копейки стоит, земля в этой дыре – и подавно. Но если получится продать, смогу пару лет перекантоваться в меблирашках Большого города. Затяну пояса, буду голодать и учиться новому. Открою своё дело, повстречаю свою женщину. Многие начинали с нуля, у некоторых получилось. Может, и у меня?.. Я ничего не теряю, если уеду, а если останусь, так и буду проживать однообразные дни, провожая корабли у причала», – размышляет он и начинает готовить дом на продажу.
Но однажды дождливым вечером по пути из продуктового магазинчика домой заглядывает в сувенирную лавку, где продавец пытается всучить ему подделку под видом фамильной драгоценности. И тогда героя озаряет: сам по себе дом ничего не стоит, но если окружить его красивой легендой, продавать не старые развалины, а то, что скрыто под ними?
И – всё. Жажда жить на широкую ногу побеждает чистые помыслы о скитаниях по меблирашкам и работе на износ. Он сочиняет историю сразу под все, так сказать, целевые аудитории: мистикам говорится о привидениях, плебеям-купцам – о старинной графской усадьбе с возможностью наследования титула, охотникам за сокровищами – о сундуке с золотыми монетами, спрятанными далеким предком где-то в недрах дома. Рассылает анонимные письма с расследованиями по газетам, одновременно дает объявление о продаже дома за сумму, превышающую стоимость дома раз в десять.
И начинается… Шум, журналисты, охотники за золотом и привидениями, первые покупатели – толпы паломников.
Кстати, роли «паломников» можно сыграть по принципу всевозможных смертных грехов: каждый будет олицетворять что-то своё: жадность, подлость, лицемерие, тщеславие…
Поскольку историй без любви не бывает, то приедет и Она. Как риэлтор, от лица покупателя, пожелавшего остаться неизвестным. Между героями вспыхнет искра будущей любви (сбывшейся или несбывшейся). Но она связана договором – максимально сбить цену за дом, и ради этого готова на всё. Даже воплотить в жизнь мифы героя о привидениях (не так уж трудно нанять театральную труппу). Ее задача – напугать героя как следует, тогда он признается, что всё выдумал и отдаст дом за бесценок, ведь после признания никто не захочет его покупать. Так обычно поступают с кошмарами: расскажи сон – не сбудется. Успех контракта гарантирует ей деньги, а значит, свободу от всего и от всех, возможность уехать, куда глаза глядят, и делать, что хочется.
…А дальше всё зависит от того, что мы хотим поставить на сцене: комедию или трагедию.
Если комедию, то пусть в насмешку над старателями оживет и тайный – иной – мир. Духи когда-то обитали себе тихо-мирно в доме, днями спали, по ночам бродили по запущенному саду, подвывая свои могильные песни одинокой луне, иногда шалили, перекладывая предметы в доме с места на место, но по-доброму, почти незаметно. А тут вдруг – софиты, шум, гам, пьянки–гулянки после каждых переговоров, актеры как обидные пародии в простынях, экстрасенсы с приборами… Привидения не выдержали и сказали: «Бууу! Когда нам выспаться уже дадут?! Буу-у-у всем, пошли вон!»
Тени вышли из сумрака. Бушуют, бесятся, вызывают сильную бурю. Молния проламывает крышу дома, и на чердаке и впрямь обнаруживается «фамильная ценность», какая-нибудь знаменитая историческая реликвия (наподобие подзорной трубы Галилея или медальона с волосами Клеопатры), за которой и охотится «тайный покупатель», фанат истории. Стоимость реликвии на аукционах мира побьет любые сундуки с золотом. Влюбленным героям как раз хватит на новый дом под ярким солнцем Юга или в большом городе, чтобы жить долго и счастливо. А в старом доме фанат-историк устроит краеведческий музей. Смотрителями назначат, конечно же, привидения, пусть блуждают по темным комнатам ночью, а днем спят спокойно: посетители музея – люди воспитанные, шуметь не будут. Хеппи-энд, все получили своё, все счастливы.
А что ждет героев трагедии? Реализм. То есть, не будет ни счастья, ни иных миров. В реальной жизни она доведет любимого до безумия, засадит в психиатрическую клинику, как на электрический стул. Был человек – и вот уже наблюдаем полный распад личности, не способной понять, где проходит разлом этого мира, и где у него самого разверзлась трещина внутри. Перед этим, правда, увидим, как вспышки молний, несколько катарсисных сцен о выборе между собой и другим, любовью и полной свободой от всего человеческого, которую в нашем мире только деньги и могут обеспечить…
В итоге, героя не вернуть в нормальный мир. Она победила – и проиграла. Дом отвоевала, но скорбит по любимому. Договор исполнен, она свободна, но не слишком ли высока цена? Она бродит по пустым комнатам и оплакивает утраченное счастье.
А к дому подгоняют взрывную технику. Ее заказчик и тайный покупатель строит, например, скоростное шоссе между городами сквозь поместье, или мечтает открыть вдали от городов какой-нибудь вредоносный завод. Дом им мешал, герой упорствовал, и вместо того, чтобы продать развалину за бесценок, устроил журналисткую шумиху, театр теней. И получил, что заслужил: шантаж, неверную любовь, ужас безумия, душевную пропасть… некому больше стоять на пути у сильных мира сего.
Она же стоит у окна, как мой Ник из рассказа «Безбрежные дни»: если долго воюешь за территорию, нет сил покинуть поле битвы. Никто не знает, что она там, в доме…
Гремит взрыв, дом рушится. Напоследок мы видим ее темный силуэт внутри вспышки пламени. Занавес.
… Я опять задумалась над тем, что сближает творчество с душевным расстройством, над непременным совпадением внутреннего и внешнего обрушения, а также о том, что в доброй сказке-комедии мир будет заодно с нами, подтвердит и наполнит теплом и ветром самые нелепые иллюзии. А трагедию пережить невозможно. Согласно античным законам, герои трагедии погибают, потому что иначе зрители не уверуют в жизнь.
И еще я вспомнила, что само название «Старатели» для меня изначально имело двойной смысл: явный – золотая лихорадка старателей, как погоня героев за благами, и тайный – старания ради человеческих душ, радения за свою душу. За героями пьесы присматривали и «небесные старатели» – потусторонние ангелы…
Так вот, если ангелов всё же не существует, пусть зрители этой несбывшейся пьесы возьмут на себя их роли и предназначение.
Потому что мы все пишем (способны писать) только тогда, когда верим. И когда верят в нас.
ДРУГИЕ ИСТОРИИ
Мои книги | Подписаться на новости | Архив писем | Поблагодарить
