Заберу твою боль… Цавт танем
В квартиру входил мужчина, что-то говорил, перемещался по комнатам, шумно плескался в ванной, пачкал полотенца, гремел посудой на кухне, но на нём не было лица. Это повторялось от раза к разу, а разглядеть лицо пришельца Зарине не удавалось. Зарина не понимала, видят ли другие этого человека целиком, или только она одна сошла с ума. Мужчина был, и голова у него на плечах вместе с прической имелась, но для Зарины он оставался безликим существом! Галлюцинация наоборот, без видений.
Когда же это случилось? В какой момент времени она перестала видеть черты любимого мужчины, бывшего мужа? Вскоре после его помпезного юбилея? Или позднее, уже после официального развода? Зловещая дата внезапного разрыва их супружеской связи затерялась в недавнем прошлом, и время летело вперёд, безжалостно отметая былую жизнь, как ненужный хлам. Будто бы ничего и не было, всё привиделось. Но ведь остались дети…
Дети были. Но они стремились в будущее, строили свои судьбы, им не хотелось тащить за собой балласт страданий матери. Они так и говорили: «Не грузи нас».
Беда как тяжелый камень – давит, пригибает, в одиночку этот камень не свернуть. Когда становилось совсем невмоготу, Зарина звонила соседке Ларисе. Женщины устраивали скороспелые посиделки на одной из двух кухонь, чтобы Зарина могла выговориться и облегчить душу. Лариска участливо и вдумчиво слушала, как никто другой на этой планете, и даже помогала разложить страдания и домыслы по полочкам. Как препараты в аптеке.
– Скажи, ты Арнольда в последние дни встречала? – этот вопрос волновал Зарину всегда.
– Да, видела пару дней назад, – коротко отвечала соседка. – У лифта поздоровались на первом этаже. Я с работы вернулась, а он куда-то пошёл.
– Ты лицо его видела?
– Всего его, родимого-дорогого, видела и рассмотрела, как на ладони. Я свою задачу знаю! – с веселой злостью докладывала Лариса. – Похудел. Осунулся. Седины больше появилось. Но выглядит неплохо, этакий седеющий…если не лев, то волк. Ага, волк предпенсионного возраста! Но глаза с молодым задором. И улыбка мужская такая. Улыбочка-завлекалочка, отработанная на бабах. Однако бабской руки на нём не видно. Одинокий волк. Это я тебе точно говорю. По мужику всегда видно, бабой ухожен или сам. Когда ты за ним смотрела, он был лощёный!
Верная соседка и уже давно подруга знала, что Зарине важно слышать. Лариска со своим техническим образованием и опытом ведения бизнеса наловчилась систематизировать житейские проблемы, отделяя пену эмоций от сути. Первые сеансы соседского психоанализа проходили мучительно, и порой затягивался допоздна, но постепенно становилось немного легче, и уже требовалось меньше времени для разматывания пестрого клубка событий. Суровая нить, туго скрученная из поступков, обид, ошибок, чувств, уже поддавалась и распутывалась. Проступала правда жизни – беспощадная и сумбурная.
* * *
Полувековой юбилей мужа отметили с шиком. Ресторан выбрали в центре Москвы, не поскупились. Собрали тех близких людей, с которым судьба свела в новой постперестроечной России. Заблаговременно позвонили родственникам в Армению, и они приехали, тоже не посчитались с немалыми затратами на дорогу. Прибыли две младшие сестры Арнольда с семьями и родной дядя, брат отца. Мать и отец до юбилея сына не дожили, их схоронили два года назад, и тогда Арнольд сам ездил в Армению прощаться. А теперь все к нему в Москву пожаловали.
Родственники привезли дары: корзины со спелыми фруктами, густое сладкое вино, настоящий коньяк «Царь Тигран». Когда в вазы разложили трепетные золотые абрикосы, зрелые налитые персики и крутобокие душистые груши, поставили нарядные бутылки с коньяком и вином, то и застолье сделалось воистину армянским, как когда-то в лучшие годы.
Арнольд выглядел царственно, весь его вид излучал благополучие и довольство. «Жизнь удалась!» – читалось на его лице. А что еще нужно? Красивый армянин во цвете лет и обаянии многосюжетного опыта. Интересный, сильный, несгибаемый и щедрый хозяин своей судьбы.
Конечно, это праздничная маска для гостей. Арнольд любил немножко пустить пыль в глаза, вспениться – так, безобидно, как пузыри в шампанском. А какой армянин не любит этого? Зарина знала, что сердце мужа ритмично бьется, потому что в один из сосудов недавно вживлен надежный стент… Почему бы ему, Арнольду, теперь не порадоваться жизни? Всё уже пережито, вместе преодолели все беды, вместе получили право на торжество. Гости чествовали мужа, а Зарина светилась радостью. Каждое задушевное слово и ей как подарок. Столько трудностей позади, столько мытарств и тревог…
Строили жизнь в одной стране, а очутились в другой. В 1991-ом году у них на глазах в один день померк родной Ереван. Потускнел, почти помертвел. С улиц разом куда-то исчезли ухоженные, со вкусом одетые, армянские интеллигенты, но зато появились неведомые темные личности и образовались смрадные мусорные кучи, которые никто не спешил убирать. Началась зима, но дома не обогревались. Центральное отопление прекратило функционировать вместе с советской властью. Многие привычные и понятные атрибуты жизни тогда улетучились как по воле злой силы. В школах скоропалительно упразднили русский язык, как чуждый и враждебный. Это никак не укладывалось в головах. Кому это понадобилось, если русский язык связывал всех и навсегда? Разве можно рубить по живому, одним махом? Ответа не находили.
Начался отчаянный поиск выхода, истины, смысла, который привел в Москву. Надо было что-то делать, что-то предпринимать, вот и сорвались, закрыли квартиру на крепкий замок, ключи отдали родителям Зарины. До лучших времен. Надеялись, что до правды в Москве ближе, но там тоже всё изменилось. Из бывших союзных республик тянулись и тянулись люди, и эти нежданные гости столицы всё больше раздражали москвичей. И началось новое хождение по мукам! Съемные квартиры, теснота, скудный быт, удручающие сомнения. В Ереване жили в центре города, в полнометражной обустроенной квартире, а в Москве сумели поселиться на самой окраине, рядом с районом Капотня, в промзоне между бывшими совхозными полями и промышленными складами. В Армении Зарина работала на хорошей должности – заместителем заведующего Центральным аптечным складом. Привыкла к уважению, ощущению значимости, а в Москве оказалась иностранной самозванкой без прав и прописки. Раньше ездили в столицу СССР полноправными гражданами, считали Москву своей, сердцем большой единой страны, а тут вдруг оказались нежеланными беженцами. Косые раздраженные взгляды москвичей хлестали по лицу и унижали, и объясниться с кем-то было невозможно.
Годы летели, силы убывали, надежды таяли. Каждый день тревожно и всегда невесело. Судьба усмехнулась и выдрала с корнем с насиженного места, зашвырнула на московскую окраину. Унижение и досаду делили надвое, глотали слезы, терпели ради детей и пытались опять подняться. Даже в таких условиях Зарина и Арнольд любили друг друга, и родили сына. С ним связывали надежды, мальчик был первый в их семье москвич и новый россиянин по рождению. «Цавт танем» – по-армянски шептали они друг другу. Заберу твою боль, пусть тебе будет легче – таков смысл этих слов. Главное – вырастить детей, на ноги поставить, а там обязательно будет лучше. Повзрослевшие дети станут помощниками. Все родители на это надеются.
И вот наконец-то жизнь выровнялась, забрезжил свет. Дети рядом с ними, две дочери и сын, красивые, уважительные, как и полагается в приличной армянской семье. Девочки хороши собой, к домашней работе приучены с ранних лет, да еще и обе умницы, с отличием окончили ВУЗы. Мамины помощницы, а сынок к отцу ближе, маленький мужчина, будущая опора. Так сообща, дружно и дожили до юбилея главы семьи.
Зарина в ресторане вначале волновалась, но все шло хорошо. Родные и друзья были счастливы, наслаждались общением. Встретились те, кто давно не виделся. Делились сокровенным, перебирали воспоминания, отводили душу. Потом песни пели допоздна. Арнольд с юности играл на гитаре, и голос у него был неплохой, но в последнее время нечасто доводилось ему перебирать струны. А тут такой случай тряхнуть стариной!
Лариса на банкете тоже была – вместе со своим мужем. Тогда они дружили семьями, и соседи Кругловы как бы представляли москвичей, с которыми чета Есаян сблизилась. Соседи символизировали саму Москву, столицу новой России, принявшую Есаянов – так это выглядело для родственников.
А если без пафоса и патетики, то сдружились по географическому принципу – заселились в новом доме на одной площадке. У них обнаружилось много общего, хотя раньше они жили друг от друга на большом расстоянии и росли в разных городах. Города разные, но страна-то была одна – Советский Союз! Одинаковые учебники в школах, книги в библиотеках, одинаковые фильмы в кинотеатрах, схожие мечты и потребности. Смеялись, когда узнали, что свадебные костюмы будущим мужьям покупали в одном и том же магазине – в универмаге «Белград». Кругловы достали через знакомых, а Есаяны приезжали закупаться из Еревана и долго в очереди стояли. Югославские товары ценились за добротность и элегантность. А теперь и страны такой нет – Югославия. Исчезла с карты мира, как и СССР со всем хваленым интернационализмом прошлых лет. От дружбы народов остался только фонтан на ВДНХ. Так и называется – «Дружба народов». Привыкнуть к новым реалиям нелегко, но никто с этим не считается. Трудно – не трудно, жить надо.
На банкете Зарина непривычно захмелела. У неё давно не было праздника, отвыкла пить вино. Зато освободилась от тоски и тревожности. В душе образовалась безмятежная воздушность, и мысли поплыли легкие, радужные. Зарина видела, как к Арнольду льнут женщины, но это её не беспокоило. Видный мужчина, всякой даме с ним рядом приятно. Он танцует хорошо, и умеет польстить, оказать уважение. Пусть ощутит себя шикарным кавалером, от него не убудет. Арнольд всё равно её муж, и отец своим детям. Семейные узы держат их крепко – так она тогда чувствовала.
Вместе перешагнули золотой рубеж пятидесятилетия главы семьи. А дальше что? Может, хватит уже испытаний на их веку? Когда теснились в необустроенной однокомнатной квартирке, сердце Зарины плавилось от любви к детям. Главная забота, основной смысл жизни. Себя не щадила, всё для них. Сейчас она им, а потом они ей будут помогать. «Цавт танем, цавт танем». Государство развалилось, а семья выстояла. Вот что такое кровные узы, любовь и традиции! Пусть танцует и поёт её Арнольд, он заслужил свой праздник – так думала Зарина, любуясь нарядными весёлыми людьми.
После юбилея жизнь и в самом деле потекла ровная, размеренная, безмятежная. Словно вместе омылись чистыми водами волшебной реки, избавились от невзгод. Сделали освежающий ремонт в новой квартире, съездили все вместе в Адлер на море. Зарину всё устраивало, и даже возраст не пугал. Немолода уже, ну и что? Красота перетекла в дочерей, они расцвели и заневестились. У них появились поклонники, девочки ходили на свидания, но пока не торопились, разбирались в ухажерах. А что матери надо? Выдать дочерей за надежных мужчин и радоваться их счастью. Дом наполнился бодрящей энергией юности, романтикой счастливых ожиданий, молодым задором. Хорошо в таком доме, радостно. Вечно смех, летучие секреты, цветы, фантазии, перешептывания и переписка смс-ками. Зарине непривычны были эти смс-ки, ну, а дети развлекались и ей иногда зачитывали самые смешные или самые пылкие послания. Сама Зарина не писала никому, ей легче просто позвонить. Зачем настукивать сообщения? Несерьезно как-то. Пустяки это, молодежная забава. Смс-ки пишутся по легкомыслию, и удаляются так же легко, как будто ничего и не было. Раз – и пусто! То ли дело привычные письма в конвертах, их можно хранить всю жизнь и почерк разглядывать, как уникальный узор. Почерк человека – это характер. Индивидуальность, как лицо, как душа.
Однако современные мобильные пустяки бесцеремонно вторглись в безмятежный мирок Есаянов – какие-то подозрительные звонки, смс-ки. Дети вначале ничего не говорили матери, она узнала позже всех. Как-то ездили вместе в большой супермаркет за покупками. Отец устал, как вернулся, так сразу под душ, а мать пошла на кухню. Телефон Арнольда остался на диване в гостиной. Девочки сидели рядом, смотрели фильм. Раздался звонок – младшая Марианна ответила. Незнакомая женщина спрашивала Арнольда. Марианна не удивилась, мало ли какие вопросы по работе могут быть, уточнила, что передать. Женщина в ответ вначале замялась, потом сдавленно хохотнула и жеманно сказала «ничего, перезвоню».
– Тебе звонили! – сообщила Марианна отцу.
Тот взял мобильник, увидел входящий звонок и поспешно ушел с телефоном в спальню. Пытливые, наблюдательные девчонки подметили перемену настроения папы, да и номер запомнили. С того дня они украдкой просматривали смс-ки и журнал входящих звонков на его телефоне. Общение незнакомки с отцом было слишком частым.
Дети выросли, а у Зарины появилось свободное время. Она могла заниматься собой, чистить поникшие перышки, прихорашиваться. Дочери давали советы – какие салоны красоты посещать, где одежду покупать. Как-то Зарина вернулась из парикмахерской и застала дочерей с отцовским телефоном. Сам Арнольд прилег отдохнуть, любил он иногда днем вздремнуть.
– Ах, вы, негодницы, что делаете? – Зарина возмутилась громким шёпотом и выхватила телефон. – Что вы там ищете? Нехорошо это.
– А писать такие смс-ки хорошо? – с вызовом заявила старшая Виола.
– Какие такие? – уточнила Зарина.
– Сама почитай! – ответила Виола.
– Виля, ты что?! – одернула сестру Марианна.
– А ничего! Пусть читает. Сколько можно молчать! – заявила Виола.
Зарина села в кресло, надела очки.
– Ничего не понимаю, – спустя пару минут сказала она. – Кто это пишет? Может, ошиблись? Какие-то неприличные выражения! Разве такое чужим мужчинам пишут?
Виола хотела внести ясность, но Марианна её опередила:
– Наверно и, правда, ошиблись, мамочка! Не бери в голову.
– Зачем же вы эти непристойности читаете! – Зарина сняла очки и всплеснула руками. – Нехорошо, девочки.
– Мам, а что у тебя одна бровь вздернулась? – Марианна перевела разговор на другую тему. – Посмотри в зеркало.
Зарина встала, подошла к зеркалу.
– Вай, точно говоришь! – воскликнула она. – Это мне так брови сейчас в салоне выщипали. Ну, надо же! Всегда аккуратно делали.
– Придется так ходить, пока не заново не отрастут, – резюмировала Виола. – Ладно, не переживай, мы тебе сами в следующий раз выщиплем. Красавица будешь! Пошли, пирожков налепим, тесто уже подошло.
Вечером Арнольд уединился на кухне – пил чай с домашней выпечкой, читал газету, поглядывал футбол по телевизору. Обычно дети не мешали отцу отдыхать, а тут к нему зашла Виола.
– Сотри все смс-ки твоей наглой тётки! – сухим приказным тоном заявила она родителю.
– Ты что, о чём?! – Арнольд изобразил возмущенное удивление. – Ты это мне?
– Мы всё знаем, – отрезала дочь. – И не вздумай шум устраивать, и возражать. Сотри и прекрати с ней общаться.
– Мать тоже знает? – сдавленно прошептал Арнольд.
– Нет, но если ты будешь продолжать, узнает. Дай слово, что прекратишь свои глупости. Или…
– Даю, даю! – досадливо отмахнулся Арнольд и уткнулся в газету.
Смс-ки прекратились, зато начались звонки из банка по поводу просроченных кредитов. Тут уже сама Зарина снимала трубку и выслушивала требования в отсутствии мужа. Арнольд нередко ездил в Подмосковье и задерживался там по делам на пару-тройку дней. Зарина решила посоветоваться с соседкой.
– Лара, дорогая, почему нам звонят про какие-то кредиты? – Зарина рассказала о звонках и вопросах, которые ей задавали сотрудники банка.
– Может, вы брали деньги в банке на ремонт, на покупку машины? И Арнольд пропустил срок платежей по процентам, – предположила Лариса.
– Нет, дорогая, нет! – гордо возразила Зарина. – Мы не брали денег в долг. Откладывали, подкопили, доллары удачно однажды купили. В долг не брали. Это у нас все приятели Арнольда вечно одалживали! Мы хоть и не шиковали, но всегда были при деньгах. Понимаешь ты это?
– Тогда, скорее всего, это какие-то заемные средства для бизнеса, и только Арнольд знает, что и зачем, – резонно рассудила соседка. – Будут звонить, ты им так и скажи, пусть на его предприятие звонят, а домой не надо, хозяина всё равно дома нет. Так и отвечай – я с вами разговаривать не буду, звоните тому, кто подписывал кредитные договоры. Ты ведь не подписывала никаких бумаг?
– Нет! – заявила Зарина. – В глаза не видела!
– Тогда не отвечай на их вопросы. Твоей подписи нигде нет. Так и спроси, где вы видите мою подпись? – порекомендовала Лариса. – Кем я значусь в ваших документах? Заемщиком или поручителем? Если меня это не касается, то почему я должна с вами разговаривать? Примерно так.
– Хорошо, так и скажу, – Зарина приободрилась. – Если, конечно, будут звонить.
– А что у тебя с бровями? – разглядела соседка. – Будто асимметрия какая-то…
– Знаешь, такие дела вокруг творятся, что брови сами вверх поднимаются, – отшутилась Зарина. – Будет тут асимметрия! После каждого звонка нервный тик.
Следующий назойливый звонок из банка Зарина, настроенная соседкой, отбила уверенно и убедительно, и её оставили в покое. Она рассказала об этом Арнольду, но он отмахнулся – «разберусь, не твоё дело, женщина!» Зарина привыкла доверять супругу. Мужчина говорит – значит, разберется. На то он и мужчина, глава семьи. Столько лет она за ним замужем!
* * *
Зарина не любила командировки Арнольда, но принимала их как неизбежность и готовилась к возвращению мужа, как положено настоящей армянской жене. Еще её заботило здоровье супруга: сердечные проблемы – не шутка. Зарина сама укладывала ему таблетки и напоминала, как употреблять. Она в лекарствах разбиралась – как-никак фармацевт с высшим образованием и приличным стажем.
Тревожилась Зарина не зря. Однажды поздним вечером позвонили и сообщили, что Арнольд экстренно госпитализирован в отделение кардиологии той больницы, где уже когда-то лежал. Почему-то звонили сыну на мобильник, а не ей, жене, но Зарина не придала этому значения. Видимо, какой номер первым нашли в контактах у Арнольда, тот и набрали – так она рассудила в спешке. Гадать недосуг. Зарина быстро собрала всё необходимое и вместе с сыном Георгием поехала в больницу.
Поговорить с Арнольдом не удалось, он дремал в палате реанимации под капельницами. Посмотрели на него, болезного, и ушли. Цел, лечение принимает – значит, на ноги поставят. Зарина побеседовала с медперсоналом, с лечащим врачом. Она умела общаться с медицинскими работниками. Все показались ей достойными, знающими людьми. Напоследок родственникам передали большие пакеты с вещами Арнольда.
– Тут женщина его вещички оставила, что-то многовато, вы уж возьмите, дома разберите, – сказала медсестра.
– Какая женщина? – удивилась Зарина.
– Ну, я не знаю, может, ваша родственница, или его сотрудница, – пожала плечами медичка.
– Как она выглядела? Не запомнили? – осведомилась Зарина.
– Средних лет, русоволосая, шустрая такая, – припоминала медсестра. – Да я и не рассматривала, некогда было. Она его на своей машине привезла, и пакеты эти оставила. Я только удивилась – зачем вещей-то столько, словно в дальнюю дорогу? Но не моё дело, забрала.
На обратном пути молчали. Было очень поздно, оба устали – мать и сын. Дома Георгий сразу лёг спать – молодые при любых обстоятельствах засыпают, свойство здорового юного организма. А Зарине не спалось. Она разбирала вещи, уложенные в пакеты как попало. Не уложены, а напиханы. Разве можно так небрежно комкать костюмный пиджак, и зачем вообще везти в больницу деловой костюм? Обувь свалена вместе с несвежим бельем! Странно всё это и нелепо. Будто Арнольда откуда-то выдворяли в экстренном порядке. Зарина в задумчивости занялась стиркой – так и ночь прошла. Сумела прилечь отдохнуть только ранним утром.
Днем она спросила сына:
– А кто тебе звонил насчет отца?
– Эта… Диана!
– Какая Диана? Кто это? – изумилась Зарина.
– Женщина отца, – коротко бросил сын.
– Георгий! Что ты говоришь? Да объясни же мне, наконец! – в отчаянии взмолилась Зарина. – Какая такая Диана?
– Не буду я ничего объяснять, – жестко отрезал парень. – Разбирайтесь сами. Это ваши отношения. Она позвонила и сказала: «У вашего отца случился сердечный приступ, я отвезла его в больницу с вещами». И адрес назвала.
– Откуда ты знаешь, что это женщина отца?
– Откуда-откуда! Всем известно, одна ты ходишь как чокнутая идиотка, ничего не замечаешь. Раньше надо было беспокоиться, а сейчас ты его уже упустила, – сурово осудил Георгий. – Мне нужны эти ваши сложности? Я в институт готовлюсь, а вы тут развели…
Так Зарина узнала горькую правду о том, что у неё возникли сложности в отношениях с мужем и с сыном. У мальчика свои суждения, своё восприятие. Отец – пострадавший, больной несчастный человек, мать – глупая слепая курица. Она не знала, как ей быть с этим новым открытием обстоятельств, как поступать, как жить. Внутри взвихрился тайфун эмоций, громыхал шквал вопросов, но Зарина переживала семейный катаклизм, не выпуская чувства наружу. Она держала лицо.
Верх взяли обычные житейские привычки – ведь самые правильные дела просты. Зарина выждала, когда Арнольда разрешили посещать, и отправилась кормить мужа наваристым куриным бульоном. Она взяла ему чистое белье, журналы, налила в термос отвар шиповника. С этим и явилась в палату.
Арнольд с удовольствием поел, справился о детях, подробно рассказал, как ему живется в больнице. Зарина слушала, односложно отвечала, давала мужу выговориться, пожаловаться, и наконец-то решилась спросить:
– А кто эта женщина, Диана, которая тебя привезла?
– Ты должна её благодарить! – запальчиво заявил Арнольд. – Она меня спасла.
– Хорошо, – смиренно ответила Зарина. – Дай телефон, я поблагодарю. Поговорю, узнаю, что и как с тобой произошло.
– Не надо тебе с ней разговаривать! – спохватился Арнольд. – Всё, нет никакой Дианы. Что ты пристала ко мне с расспросами? Я устал!
После этих слов он отвернулся лицом к стене.
Что ж, больных, особенно сердечников, волновать понапрасну не рекомендуется, даже если они заводят женщин на стороне.
Спокойствие покинуло Зарину. Благополучный мирок Есаянов треснул, брызнул колкими осколками, и даже в стенах любимой квартиры Зарина не ощущала утешения. Семейные устои расшатала дерзкая женщина с красивым именем Диана. Зарина решила осторожно разведать, что это за особа такая. Оказалось, что дочери с ней уже разговаривали пару раз по телефону, укоряли, но без толку. Сын даже видел Диану вместе с отцом, и вообще Арнольд с Георгием скупо по-мужски откровенничал. Марианна и Виола отца осуждали, в деликатных выражениях поведали матери свои соображения, но Георгий ничего рассказывать не собирался и вообще вёл себя как чужой – вызывающе отстраненно. Словно не мать его растила, пестовала, лечила, водила за руку… Ну, и где же крепкие семейные узы? Ослабели, провисли, как старые прогнившие канаты, никого не сдерживают.
Так в жизни всех Есаянов возникла смелая охотница Диана, женщина без предрассудков. Она не появлялась в их доме, но существовала вовне. Это не смс-ка, не удалишь нажатием кнопки. Теперь приходилось учитывать её незримое присутствие и вполне ощутимое и сильное влияние на Арнольда.
Когда вскрылось самое главное – связь Арнольда с Дианой – все остальные скандальные подробности быстро просочились из разных источников, прорисовались, уложились в цельный паззл. Картинка получалась печальная. Кредиты Арнольд брал бездумно, расходовал на Диану. Любовница сумела внушить ему мысли о каком-то косметическом салоне в подмосковном городке, где ей хотелось быть хозяйкой. Новое предприятие зарегистрировали, но маленький красивый бизнес не заладился с самого начала, и остатки средств Диана потратила на себя, любимую. Арнольд остался без доходного бизнеса, но с приличными долгами. Видимо, он бравировал и не сообщал любовнице о своих затруднениях с выплатой кредитов, или это её попросту не интересовало.
Зарина ломала голову, почему муж не поступил как честный человек, не сообщил жене о внезапной новой любви, не попросил развода. Можно же всё решить по-человечески, хоть ей, как верной супруге, больно и досадно. Женился бы на своей Диане и жил в славном Подмосковье, где и так подолгу пропадал в последнее время. Однако всё оказалось не так однозначно! Диана была замужем, имела двоих детей, и разводиться с мужем не собиралась. Пока не собиралась. Супруги состояли в свободных отношениях. Люди широких современных взглядов, чего про Зарину не скажешь. Она-то совсем другая, никакой широты воззрений на отношения. Всё традиционно.
Диана ступала по жизни легко, без лишних отягощений. Долги – любовнику. Его болезни – семье и жене. Треволнения близких со всех сторон – за черту её внимания. Свободная любовь! Неплохо бы ещё заиметь дополнительную жилплощадь для полной вольности. Этого она от Арнольда и ожидала, и время от времени проговаривала. А там уже видно будет с кем состоять в законном браке. Это уже формальности.
* * *
Подлечившись, Арнольд отбыл в санаторий, а потом вернулся домой. А куда же еще? Зарина попыталась с ним переговорить, обсудить создавшееся положение, но он ничего толкового ей не предложил, кроме как те же самые свободные отношения. Хотя бы временно, на неопределенный период. Эти фривольные отношения уже и так по факту существовали, но Зарину они не устраивали ни по форме, ни по содержанию. Ей хотелось определенности. Ведь невнятность ни к чему хорошему не привела. Да и поздно уже ей меняться даже ради любви к Арнольду.
Дочери сочувствовали матери и находились с отцом в конфронтации, но жили личными интересами. Сын с презрительным снисхождением относился к матушке, потому что он, оказывается, понимал папеньку. Зарина, дескать, была не той женой. Только с Дианой Арнольд познал истинные мужские радости – вот о чем папочка откровенничал с юным сынком! Все при своём, только Зарина лишняя.
Приходила соседка Лариска – поддержать. Она одна была в курсе всех событий в семье Есаянов, никому другому Зарина рассказывать не хотела, даже родне. Огласка ей ни к чему. Стыдно от людей.
Зарина внимала соседке, но смотрела на неё немного изменившимся внутренним взглядом. Вроде Лариса ровесница, но другая: худощавая, моложавая, стремительная, смышленая. А как она относится к свободным супружеским отношениям? У Лариски полный жизненный комплект: любящий муж, сын-спортсмен, небольшой бизнес и модный ремонт в квартире. Они с мужем любили друг друга, словно не замечали возраста. Наверняка, у них тоже случались проблемы, но это как-то не ощущалось со стороны. Несмотря на своё благополучие, Лариска не задавалась. Она участливо выслушивала, искренне сочувствовала, мотивировала, советовала. Зарина увязала в трясине своей беды, а Лариска вытягивала, тормошила и подстегивала – давай, подруга, не раскисай. – Тебе надо на работу выходить, делом заняться, – настоятельно повторяла Лариса. – Не сидеть дома и пережёвывать свои обиды. Так с ума тронешься. И деньги будут не лишние. Давай, доставай диплом, смахни пыль с трудовой книжки и ищи работу.
– Лара, дорогая, где искать? Куда податься? По городу ходить, себя предлагать? Неловко, – сетовала Зарина.
– Где теперь все ищут? В Интернете, дорогая, всё в Интернете, – пояснила подруга. – Давай вначале вместе смотреть, а потом сама освоишься и найдешь. И по городу когда ходишь, тоже смотри по сторонам, читай вывески. Что тебе нужно, какие места? Аптеки, аптечные склады при больницах и поликлиниках, фармацевтические фирмы… Думай! Узнавай, какие еще документы потребуют для оформления.
– А с Арнольдом как быть?
– Да никак. Торопиться не надо. Хочет свободы – пусть берет, сколько сможет. Глядишь, и перебесится мужик. Дальше видно будет, – резюмировала Лариса.
Зарина так и сделала – начала робкие поиски работы. С мужем она решила повременить. Держалась невозмутимо, ровно, не конфликтовала, но и не любезничала. Вообще в доме стало всё неестественно. Арнольд принимал домашние услуги жены – убранная квартира, чистое белье, готовая еда… Однако спали в разных комнатах и мало разговаривали. Ел он чаще один или с Георгием. Иногда покупал продукты сам, но чаще невпопад, не то, что требовалось в хозяйстве. Но Зарина ничего не высказывала, шла и сама приобретала всё необходимое.
Именно в этот странный период Зарина реже видела глаза Арнольда, и черты лица его будто стирались, теряли четкость и узнаваемость. Муж отдалялся, делался чужаком. Да, именно тогда это началось, и длилось, длилось, причиняя страдания.
Страдания облегчились хлопотами. Жизнь такая разнообразная: у родителей одни, а у детей иные личные события. Обе дочери собрались замуж. Старшую Виолу сватал московский армянин, симпатичный деловой парень, а за младшей Марианной приехал гражданин Германии. Он тоже был армянином, но давно, с младенчества, жил в небольшом немецком городке. Марианна познакомилась с ним на профессиональном форуме в Интернете. Завязались виртуальные отношения, потом он прилетал в Москву, и девушка тоже в гости съездила. Зарина опасалась отпускать дочь в другую страну, но времена изменились, и молодежь другая. Широкие представления о мире и возможностях. Не удержишь.
Завертелась предсвадебная суета. Потребовались деньги. Если расходы на свадьбу старшей дочери в основном брал на себя жених, то с европейским будущим зятем выстраивалось иначе – тут нужно было делить затраты поровну. Арнольд ходил с таким видом, будто его ничего не касается. Зарине пришлось самой заговорить с ним. Муж выслушал и отстраненно заявил:
– На меня не рассчитывай, денег нет. У меня рабочие дела плохие, я сам еще не здоров. И кредиты, ты же знаешь.
– Так ты вообще ехать на свадьбу в Германию собираешься? – удивленно спросила Зарина.
– Если деньги найдутся, поеду, – таков был ответ отца невесты.
Зарина быстро смекнула, что ей самой придется спасать ситуацию. Она вообще становилась сметливей и энергичней день ото дня. Нельзя омрачать девочкам судьбоносные события. Пришлось срочно искать деньги. Больше всех выручил родной брат Зарины.
– Я не скоро смогу отдать, – честно призналась Зарина. – Сама не знаю, что тебе обещать. Понимаешь ты это?
– Понимаю, – ответил брат. – Ну, а что делать-то? Кто еще тебе поможет?
В трудные дни обнажается истина, в людях проявляются самые значимые качества. Кто-то оказывается надежным и ответственным, а кто-то становится слабым звеном в системе отношений. Такая житейская иерархия.
В Германию поехали всей семьей, и с самыми близкими родными. Принарядились, приготовили подарки, упрятали личные проблемы и разногласия поглубже. Всё, как в лучшие годы. Арнольда тоже собрали, он выглядел отменно, как когда-то на своем золотом юбилее. И свадьба младшей дочери получилась красивая, элегантная, веселая. Никто не заметил изъяна в семье Есаянов. Респектабельные люди выдают достойную дочь замуж. Впрочем, для этого и старались. Фотографии получились восхитительные. Соседка Лариса потом рассматривала и восклицала: «Какие все красивые, глазам больно!»
Верное слово подобрала соседка. Больно. На свадьбе у Зарины ныло правое плечо, покалывало сердце, давило в висках. Терпела, виду не подавала, вела с новой родней светские беседы.
По возвращении домой Зарина взгрустнула. Девочки упорхнули из дома как птички, дом поскучнел, стал холоднее. Ей самой опять надо приспосабливаться – ведь рядом мужчины, с которыми у неё одни досадные шероховатости. От них ни тепла, ни помощи, ни радости. Чтобы заглушить тоску, Зарина опять принялась искать работу. Вскоре повезло – приняли старшим провизором в аптеку прямо в доме напротив. Она так усердно взялась за дела, что не замечала как летят часы. Работалось пока трудно, но это её всё равно спасало от состояния изматывающего опустошения. Новая деятельность наполнила жизнь смыслом и общением. Люди идут в аптеку не из праздного любопытства – у каждого есть своя наболевшая история, и они готовы открыться человеку по другую сторону прилавка. Именно в аптеке покупатели доверяют сотрудникам в возрасте. Мудрые, серьёзные глаза Зарины внушали уважение и надежду. Она помогала людям советом и участием, а они одаривали благодарностью.
Теперь с детьми каждый из супругов Есаянов общался отдельно, не согласовывая с другим. Странно, но оказалось и к этому можно привыкнуть. Муж оправился после болезни, стал часто и надолго отлучаться без объяснений. Зарина не задавала вопросов. Сын словно подражал отцу. Тоже исчезал куда-то без спроса, матери в домашних хлопотах не помогал. Зарину очень огорчала новоявленная безответственность и бессердечие повзрослевшего парнишки, но разговор с ним как-то пока не клеился. Зарина не находила ни времени, ни подходящих слов для сына.
В надломленной семье Есаянов наступила эра великого непонимания. Зарина сама уже не понимала, хочет ли она, чтобы Арнольд был дома, на виду, или лучше с глаз долой. Зарина не понимала мужа, сына, самоё себя, хотя и очень старалась, а они не желали понимать её и даже не стремились к этому.
Зарина научилась не тревожиться за мужа, но быть спокойной в отсутствие сына у неё не получалось. Материнское сердце металось как птица в клетке, если Георгий не давал о себе знать. Однажды Зарина не выдержала, набрала номер мужа – вдруг они вместе, или Арнольду что-нибудь известно. Связь была плохая, Арнольд ехал в машине. Он наскоро ответил нечто невнятное и не нажал отбой. Зарина ещё пыталась продолжить разговор, но Арнольд её уже не слушал. Зато Зарина невольно стала свидетельницей другой беседы своего мужа – видимо, более важной для него.
Как это иногда случается, тайное вдруг становится явным безо всяких усилий. Арнольд был в салоне автомобиля не один, а с Дианой. Любовники куда-то спешили в ночи и оживленно общались. Диана жаловалась Арнольду на личные житейские обстоятельства, он сочувствовал.
– Цавт танем, цавт танем! – громко, с жаром произнес Арнольд.
– Арик, опять ты по-армянски! – промяукала Диана.
Конечно, Диане армянские поговорки чужды, а Зарину как молнией прошило. Её муж произнес заветные слова другой женщине. Возьму твою боль. Облегчу твои страдания, разделю с тобой. Такими словами не бросаются.
Зарина могла многое стерпеть, пережить, перемочь. Но этот нечаянно подслушанный ночной разговор выхолостил её душу. Вне дома у мужа бурлит другая жизнь. Она не нужна Арнольду. Робкие надежды на мир в семье мгновенно превратились в перегоревшую золу.
* * *
– Я хочу с Арнольдом развестись, – Зарина озвучила своё решение соседке.
– Не делай этого! – Лариска отчаянно погрозила пальцем, будто Зарина шалит. – Ты же сама дашь ему полную свободу действий. Как он себя поведет, никто не знает.
– Не могу так больше, не могу, – тяжело сказала Зарина. – Лара, дорогая, понимаешь ты это? Лучше отрежу один раз, чем тянуть это мучение.
Оказалось, развестись по существующим законам совсем легко, и можно сделать это в одностороннем порядке. Зарина оформила всё должным образом и поставила Арнольда в известность, когда было готово свидетельство о разводе.
Увидев официальную гербовую бумагу с водяными знаками, Арнольд взорвался. То ли его обескуражила внезапная решительность покладистой Зарины, то ли он ощущал себя уязвленным, но только теперь Арнольд обвинил уже бывшую жену во всех семейных проблемах. Он не желал считать себя виноватым и заявил детям, что именно мать разрушила семью, и обозвал её ведьмой. Получалось, что Зарина жестокая и вероломная, а он – обманутый и отвергнутый простак. Арнольд бесновался и бушевал, звонил всем по телефону, а Зарина готовила на кухне суп и тесто для пахлавы. Обычные рутинные дела помогали ей держаться. Ведьма, так ведьма. А суп из её рук все есть будут и чай с пахлавой попьют.
Раньше Есаяны и Кругловы общались запросто, а теперь мужчины сторонились друг друга, а Лариса звонила, прежде чем зайти, и заговорщицки спрашивала: «Есть кто дома, или ты одна?». Зарина отвечала паролем: «Товарищ уехал». И тогда соседка приходила.
Зарина в разговорах называла отца своих детей «товарищ» – ни по имени, ни по статусу. А как еще назвать? Мой бывший? Слово «товарищ» само возникло на языке и закрепилось.
После развода Зарина выбрала удобное время, сама позвонила соседке и пригласила:
– Заходи, кое-что покажу, и ты меня поздравишь!
Лариса опасливо взяла свидетельство о расторжении брака в руки и сказала, вглядываясь в бледно-зеленый лист:
– Не боюсь ни грозы, ни мышей, ни пауков. Даже на самолете летаю без страха. А развода боюсь. Веришь, нет? Привыкла жить в семье, с мужем. По-другому я не умею. Я при нём, он при мне. Как страшно-то по-другому!
– А чего тебе развода бояться? – удивилась Зарина. – У вас всё хорошо.
– Ну, мало ли… Вон как у тебя вышло. А ведь тоже всё хорошо было. Кто б предсказал раньше, я бы ни за что не поверила.
– Так и я бы ни за что не поверила, – вздохнула Зарина.
– Дай-ка еще одну фаршированную помидорку! – попросила Лариса. – Вкусно, не оторваться. И очень красиво. Ни в одном ресторане такого блюда не ела.
По случаю своего развода Зарина угощала подругу праздничной долмой – баклажаны, сладкий перец и помидоры, фаршированные мясным фаршем с зеленью. Разноцветные овощи в одной компании смотрелись живописно, аппетитно и осмысленно. Не овощи, а райские дары, истекающие соками.
– Ешь, дорогая, ешь, я много наготовила. Мужу еще отнесешь наш армянский гостинец, – улыбнулась Зарина.
– Я ведь тоже готовить умею не хуже других. А когда у тебя ем, чувствую себя неумехой. Всё ерунда и баловство по сравнению с твоей кухней, – призналась Лариса.
– У нас в Армении девочек с детства приучают готовить, как положено. Всегда у всех богатые столы.
– Ну, накормила ты меня! Шикарно мы отметили твой развод. Только не вздумай квартиру делить, – советовала Лариса. – Держись. Пусть сам уходит, если такая любовь с этой Дианой.
Зарина сидела, подперев голову рукой, и смотрела, как подруга ест. Сама она ела мало, аппетита не было. Лариса тоже поглядывала на Зарину. Она не понимала, как можно оттолкнуть от себя такую женщину – отказаться от её бархатных глаз и умелых рук, от её тепла и нежности. Только обезумевший человек может так поступить.
Вскоре Арнольд и в самом деле начал заговаривать о размене квартиры. Он расписывал бывшей супруге разные замечательные варианты разъезда, но она ничего не одобрила.
– А Георгия куда денешь? – спокойно спросила Зарина. – С собой заберешь? А если сын жениться надумает? Куда молодую жену приведет? К тебе? Да и я отсюда никуда не пойду. Это наш семейный дом, я его должна сохранить. Нам больше нечего оставить детям. Если ты разделишь квартиру и переедешь, твоя Диана быстро у тебя жилплощадь отхватит. Свезет тебя опять в больницу, как в прошлый раз, и заживет на твоей территории. А может и в другое место свезет. Понимаешь ты это? Хочешь отделиться – уходи сам. Не можешь уйти по-хорошему, так тогда вначале убей меня и делай что задумал.
– Ведьма! – выкрикнул Арнольд. – Ты мне чужая теперь, чужая. И мне всё равно, что ты думаешь!
– Не такая уж и чужая, – заметила Зарина ровным тоном. – Не любимая, но не чужая. Детей у нас трое, и внуки уже. Одного Виола родила, и Марианна скоро родит. Дед ты уже. Дед.
– Сама ты бабка! – огрызнулся товарищ и замолчал.
В его словах звякнул испуг. Он понимал, бывшая жена всё равно жена, и говорит она важные, правильные вещи. В её словах житейская истина, от которой не сбежать. И если Зарина решила сохранить квартиру для детей, то уговорить её на размен невозможно. Легче убить, чем уговорить.
– Конечно, я бабушка, и это хорошо, – улыбнулась Зарина. – Это правильно, так и должно быть.
Она сама удивлялась, что у неё получается разговаривать с Арнольдом спокойно, прохладно и немного назидательно – как с младшим, как со шкодливым подростком. Развод и семейные перипетии сделали Зарину мудрее и сильнее. Теперь ей хотелось одного: чтобы отношения с бывшим мужем приняли какую-то цивилизованную форму, без скандалов и дрязг. Ведь они, в самом деле, бабушка и дедушка.
* * *
Пролетело еще два года. Дочери жили далеко от матери. Марианна в Европе, уже легко говорит по-немецки. Виола в Москве, но в Митино. Из Марьино до Митино добраться, всё равно, что в Германию слетать, почти столько же по времени. Зарина наведывалась в Митино, когда получалось, и в Германию тоже летала помочь младшей дочери после родов. Зарина дочерям не жаловалась, у тех были свои трудности – материнство, работа, хозяйство. А сын отдалился, хоть и рядом жил, в одной квартире. Он успел поступить в медицинский институт, и бросить учебу. Зарину это очень огорчало, но сын пресекал всякое вмешательство в его жизнь.
Арнольд с Дианой не соединился, но и дома почти не жил. Он постоянно куда-то уезжал, видимо, работа того требовала. Разговоры о разделе жилья не заводил, но оплачивать расходы за эту квартиру отказался. Так и заявил: «Ты не хочешь размениваться, а я платить не хочу». Зарина сама платила, заработок позволял.
Каждый из Есаянов вырвался на свою орбиту и существовал обособленно от остальных. Значит, так им лучше, и никому не надо мешать и навязываться. Зарина отпустила их в большую жизнь. Но куда же упрятать свою потребность заботиться, обмениваться теплом, радовать близких? Человеку нужно понимание и участие. А кто ей, Зарине, сейчас ближе всех? Соседка Лариса? Пожалуй… Ещё, конечно, родной брат, но он вечно занят, и у него своя семья.
Недавно в аптеке появился новый паренёк – Сережа. Студент, будущий фармацевт, вечно с тетрадками и учебниками в пестром рюкзачке. Родители у него в дальнем Подмосковье, он к ним ездил по выходным, а в Москве снимал квартирку в доле с однокашниками. Если высвобождалось время в течение дня, он открывал конспекты лекций и читал. Как только привозили новый товар, Сергей откладывал тетради в сторону и спешил помочь Зарине. Они вместе сверяли накладные, размещали разноцветные коробочки с пилюльками по полочкам и ящичкам. Говорливый студент расспрашивал Зарину про разные препараты, уяснял специальные термины в её толковании.
– Как вы умеете всё объяснить, Зарина Аркадьевна, доступно и точно! Лучше, чем некоторые наши преподаватели, – говорил Сережа.
Сережа удивлял Зарину несовременной уважительностью, старательностью, вниманием к мелочам.
– Сергей, почему ты пошел в медицину? – поинтересовалась Зарина.
– Хочу создавать новые лекарства и вакцины, чтобы победить все болезни, – парень откровенничал простодушно, словно радовался вопросам. – Хочу, чтобы у нас в стране производились все важные препараты, и чтобы они недорого стоили. Чтобы были доступны всем. Всегда хотел что-то делать для здоровья людей!
– А мой сын медицинский институт бросил, – грустно сообщила Зарина. – Ему так шел белый халат, и я мечтала, чтобы он стал врачом. Хотел быть стоматологом, а теперь вот диваны развозит по адресам как грузчик-экспедитор.
– Что вы, Зарина Аркадьевна, я не брошу! Лишь бы денег на учебу хватило, я ведь подрабатываю, чтобы за учебу платить. Не высыпаюсь, в метро иногда дремлю, – признался паренек.
– А тебе не скучно здесь, в аптеке? – уточнила Зарина.
– Нет, мне интересно смотреть, как вы организовываете раскладку в аптеке, как с людьми разговариваете, что советуете. Как это у вас выходит быстро и логично! Всегда идеальный порядок, вы ни в чем не путаетесь. Иногда мне кажется, что вы найдете любое лекарство с закрытыми глазами, – отвечал Сергей.
– Я же в Ереване в городском аптечном управлении работала, заместителем руководителя, – Зарина позволила себе немного откровенности. – Очень ответственная была работа, и меня уважали. Мы обеспечивали городские больницы. Знала таких гениальных врачей! Какие люди были! Где они теперь?
Вскоре Зарина ощутила, что незаметно для себя привязалась к юноше. Жилось ему нелегко, но он всегда был в хорошем настроении. Худенький, подвижный, приветливый, отзывчивый – с таким приятно общаться и работать. Сергей давал ей то, чего не хватало дома – простое человеческое внимание, искренний интерес и благодарность. Так у Зарины появился то ли младший друг, то ли воспитанник. Он радостно улыбался, увидев Зарину, и просто ликовал, если она приносила ему домашнюю выпечку.
– Как это у вас так вкусно получается! – восхищался Сергей. – Во рту тает. Так бы ел и ел.
Зарина внутренне удивлялась, глядя на Сережу. Странно устроена жизнь. Все годы она заботилась обо всех домашних, дни и ночи. Забота составляла смысл существования. Все потребляли её труды, время и внимание как должное, а сама она становилась безынтересной для близких. Скучно им было с ней. Мать-домохозяйка, никакого авторитета. Сама виновата, превратила любовь в служение, потерялась как личность в собственной семье.
Судьба соединяет людей в семьи, компании, коллективы, влюбляет, наделяет чувствами. А потом жестко разводит, раскидывает, как слепых котят из корзины. Ведь котята тоже рождаются как семья, а потом их раздают в другие дома, а то и того хуже – топят. Возник чужой мальчик Сергей, заполнил эмоциональную пустоту вокруг Зарины, и душевная боль отступила. Не сын, не племянник, просто сотрудник, но они нужны друг другу. Хотя бы на время. Он окончит институт и уйдет в большую жизнь. Хорошо, если вспомнит спустя годы Зарину Аркадьевну добрым словом. Большего ей и не надо, она научилась довольствоваться малым. А счастлив тот, кому достаточно имеющегося.
Бывший. Мужчина из прошлого
Прошлая жизнь – как старый проходной кинофильм, сданный в архив. То ли правда, то ли вымысел. «Лица стерты, краски тусклы», – поётся в старой песенке. И чувства поистрепались, поизносились и устарели. Новая реальность властно тянет за собой, не спрашивая – нравится, не нравится. Живёшь – живи, думай головой, приспосабливайся. Но иногда в строгой системе времени и обстоятельств образуется брешь, и в неё прорывается прошлое. Оно внезапно обрушивается турбулентной струей, тревожит, рвёт сознание. В этом беспокойстве нет никакой житейской логики и практической пользы. Но так бывает. Зачем? Загадка бытия.
Инга ехала в вагоне метро, заинтересованно почитывая книгу, когда сквозь завывание ускоряющегося поезда и трель мобильников возник голос из прошлого. Ей послышалось собственное короткое имя с теми чувственными оттенками и нажимом, как его проговаривал только один человек. Бывший мужчина. Точнее, бывший любовник.
За именем в мозгу поплыли фразы – память с услужливой расторопностью выдала обрывки разговоров, и началось брожение в крови, словно после бокала-другого шампанского. Тело встрепенулось, вспомнило былые ощущения, и вот уже в тайниках подсознания, на зыбком внутреннем экране затрепетало красивое мужское лицо. В вагоне за эти мгновения ничего не изменилось, и поезд так же несся сквозь тоннель. Просто женщина в напряженной задумчивости отложила книгу и переключилась на своё волнующее кино из прошлого, но этого никто и не заметил. У всех свои заботы в голове и гаджеты в руках.
Она никогда не называла его любовником. Просто Дима. Для Инги отдельно существовал Дима и все остальные. Как маленькая жизнь внутри большого океана бытия. Капелька, жемчужинка. Ей требовалось иногда видеть Диму, разговаривать, прикасаться, принадлежать… И ему тоже. Никаких шикарных номеров в отелях, отдельных кабинетов в ресторанах, тайных побегов на курорты. Всё само собой складывалось. Их примагничивало друг к другу. Всегда находилось место и время в будничной рутине, словно мироздание кидало их в объятия, зная, что иначе они завертятся и задохнутся в своих больших жизнях. Обстоятельства на работе способствовали частому сближению, и даже порой случалось, когда Инга спешила в магазин за продуктами или в салон по своим дамским делам, Дима вдруг возникал у неё на пути. Они радовались, как бесшабашные юнцы, и вдвоём проживали свои счастливые полчаса-час, как подарок судьбы.
Насчет вещественных подарков у них существовал договор: никаких подарков! Оба жаждали чистых ощущений, без мишуры. Да и куда складывать эти призы за достижения в любви? Нести в свои дома, в семьи? Лишний повод для лжи. Придумывать небылицы оба не любили, хотя, конечно, лгать иногда приходилось.
Впрочем, нет, подарочный договор заключили не сразу. Пару раз Дима делал Инге презенты. Как-то притащил в офис хрустальную посудину с мандаринами – килограмма два ярких марокканских цитрусов в помпезной стеклянной ёмкости. То ли ваза, то ли салатница – красивая, но очень громоздкая, и уже старомодная. Приурочил сюрприз к 8-му марта, водрузил ей на рабочий стол.
Он тогда немного неловко сказал:
– Весна, витамины нужны… Надеюсь, угодил.
– Спасибо, – поблагодарила Инга и тоже смутилась, и это состояние ей не понравилось. Оно их приземляло.
В другой раз Дима расстарался ко дню рождения Инги, достал добротную вещь и гордился собой. Он подарил электровафельницу – тоже тяжелую, но популярную у хозяюшек в смутные 90-ые годы, и дефицитную по тем скудным временам. После этого знаменательного события Инга попросила не приносить ей даже цветов. Дима с подарками был совсем другой Дима – приземленный, бытовой, хлопотливый. Инга представляла, как он натужно подбирает предмет дарения, или того хуже – с женой советуется, с мудрой тещей. А те, обе две феи практичности, поучают, что сотрудницам надо презентовать полезные вещи, чтобы сгодились в домашнем обиходе. С такими дарами другая, суетная реальность просачивалась в их маленькую жизнь. Инга этого избегала. Дима с вафельницами, кастрюлями и сковородками был не её Дима. Подарки заслоняли то важное, трепетное, что между ними происходило. Инге не требовались материальные подтверждения взаимного магнетизма. Ей был нужен сам Дима в своем естестве – легкий на подъем, остроумный, ловкий, проникновенный. Она любила его чуткие быстрые некрупные пальцы и стремительный мужской взгляд, брошенный будто бы невзначай, но проникающий сквозь одежду в потаенные места. Под таким взглядом оживали все чувственные точки, твердели соски на груди, и трепетала душа.
А вафельница прижилась в хозяйстве, вписалась в домашнем обиходе и пользовалась успехом. Её облюбовала мать Инги. Неутомимая пенсионерка пекла вафли, когда приходила помочь на время командировок и прочих отлучек дочери. Рос сын, ему, как и всякому ребенку, требовалось внимание, питание и ребячьи удовольствия. Бабушка выручала. Мать охотно баловала внука домашними лакомствами. Обычное житейское дело.
Впрочем, Инга тоже повертелась вокруг дареной чудо-печки, напекла пару-тройку раз хрустящие сладкие трубочки, и даже на работу приносила незатейливые кулинарные творения. Коллеги пили чай и нахваливали. Так угощаться было принято во времена шоковой гайдаровщины, будь они неладны… Дико вспоминать, за чем тогда очереди выстаивали. Что там вафельки… На такие безумные годы пришёлся расцвет её женской чувственности.
Позже, когда в стране всё более-менее притерлось и завертелось, выправились дела, пошли более крупные деньги, Инга и Дима уже не изменяли своему правилу – никаких подарков. Им было дороже время вместе, чем деньги. Если удавалось вырваться за город вдвоём, на какой-нибудь забытый людьми бережок на озере, то это уже было счастьем. Вдвоем среди зарослей некошеной травы, кустовой поросли, с банкой черных маслин, свежим хлебом и паштетом. Хлеб ломали руками, облизывали пальцы, запивали соком, упивались уединением. Под ними разнотравье, над ними легкие облака, и небо с землей смыкаются на горизонте в одном широком объятии.
А зачем ей брошки, колечки, модные шарфики? Она всегда любила лаконичную одежду хорошего кроя, выигрышно облегавшую фигуру. Фигура у неё была отменная, и всякие излишества в одежде только портили общий вид. Блестящие побрякушки любила жена Димы, а Инга ничего не имела против того, чтобы он одаривал свою благоверную. Ингу это не огорчало и не заботило. Она полагала, что получает от Димы сполна, и много больше жены, только это всё не оценить ни каратами, ни валютой.
Как-то ей срочно потребовалось вылететь на проведение нескольких сделок по поручению клиентов, и Дима сам повез её в аэропорт прямо из офиса. Билеты купить не удалось, пришлось идти, что называлось «на подсадку», ждать, появятся ли места на нужный рейс. Такое нередко случалось, она уже привыкла. Дима стоял в стороне и наблюдал. Когда с местами в самолете прояснилось, они коротко попрощались, и он уехал. Случайной попутчицей оказалась молодая женщина, ровесница, словоохотливая и прехорошенькая. Представилась Таней.
– Слушай, как хорошо, что мы с тобой вылетели! Мне позарез надо было! – радовалась новая приятельница. – Мой мне позвонил, сказал, ты лети этим рейсом, а я ночным. У него там какие-то дела срослись, и мы решили провести три дня вместе. Дома сказала, что поеду с подружкой прошвырнуться, от бытовухи отдохнуть. А что, мой мужик с понятием! Отпустил. Сказал, мол, езжай, еще и денег дал! Прикинь? Ночью мой прилетит, загуляем!
Татьяна рассказывала о двух мужчинах, но каждого называла «мой».
– А твой прилетит – это кто из двух? – уточнила Инга.
– Любовник! – довольно пояснила Татьяна. – Так и ты, я вижу, не с мужем была. Я сразу догадалась!
– Это коллега, – сдержанно ответила Инга.
– Может, и коллега! – весело согласилась Татьяна. – А что, коллеги любовниками не бывают? Еще как бывают! А у меня глаз-алмаз на такие дела. Я же вижу. Между вами высоковольтное напряжение. Да и так только любовники на нас смотрят.
– А как любовники смотрят? – улыбнулась Инга.
– По-хозяйски, но влюбленно!
– Тебя не проведешь, – Инга не стала возражать.
– Мой-то – бывший одноклассник, – увлеченно продолжала Татьяна.
Инга уже разобралась, что просто «мой» у Татьяны любовник, а «мой мужик» – законный супруг.
– Увиделись на встрече выпускников, и понеслось! Оказывается, сох по мне все годы, веришь – нет? А сейчас семья, детей двое, а радости нет, говорит, – стрекотала Татьяна. – Живут как соседи, скучища. А тут я такая заводная, вся так ничего из себя! Я, говорит, ради тебя на всё готов. А мне семью разрушать надо? Зачем мне это? Я ему сразу сказала – ты мне в месяц давай денег, сколько ни жалко, чтоб семье не в ущерб. Дети же. Он согласился. Я ж не работаю, а одеваться надо, к косметологу там сгонять. Для него же. Устроилась классно, да? А твой тебе дает?
– Да я сама зарабатываю хорошо, – уклончиво ответила Инга.
– А твой ничего, красивый, прикинутый! – оценила Татьяна. – Я б с таким замутила! Бери от жизни, пока даётся – я так считаю! Фиг ли нам, красивым бабам! Старость придёт – само всё отвалится и рассосётся. И будем правильные и скучные.
«Что ж, не лишено житейской логики», – иронично подумала Инга. Татьяна увлеченно откровенничала все 2 часа полета, а Инга под её пикантные истории думала о своём. Что ей давал Дима? Много. Она училась у него, как у наставника, он был хорошим юристом. Инга знала, что если она позвонит ему в ночи, он прилетит и приедет. Он отдавал ей свою энергию, свою душу, своё восхищение. Инга питалась и заряжалась всем этим. А деньги… Деньги никогда не стояли между ними.
Наверно их связь можно было назвать обычным служебным романом. Ну, да, служебный роман, но на фирме проблем не возникало. Возможно, про них сплетничали. Ну, и что из этого? Яркие личности всегда под прицелом пытливых глаз. Их ничего не затрагивало, и дела ладились даже лучше. Оба трудились с душой, с азартом, летали в командировки, оставались сверхурочно, докапывались до сути. Золото, а не работники. С огоньком и инициативой. А просто ей хотелось быть лучшей для него, а ему – для неё.
Дима не был ни сладкоречивым, ни ласковым в обычном смысле. Он даже бывал грубоватым и ироничным. Но зато в нем вибрировала неистощимая мужская сила, и это создавало особую завораживающую пластику движений и жестов. Он волнующе шел, красиво поправлял волосы, хищно улыбался, многозначительно молчал и поглядывал. А уж если говорил, то можно было влюбиться даже по телефону. Исполненный очей и голоса… Инга украдкой любовалась Димой. Она втайне считала, что не достойна его, ей просто повезло оказаться в зоне его интереса. Это он её разглядел, вырвал, как скромную незабудку на цветущем лугу, вознёс над другими цветами и сделал особенной. Судьба выдала ей Диму как дар, и Инга не собиралась от него отказываться.
Инга не питала обманчивых иллюзий. Разумеется, Дима был многоопытный мужчина, и не скрывал этого. Они даже ёрничали на эту тему. Инга пошучивала над Димой, придумывая забавные глупости про эшелон брошенных им женщин.
– Я в этот эшелон не пойду! – посмеивалась Инга. – Не хочу слушать про тебя злые сплетни брошенок. Я куда-нибудь исчезну как бегущая по волнам!
– До тебя никогда не знал женщины, отдающейся при полной иллюминации. Все всегда прятались в полумрак, и им требовался какой-то допинг, разминка – выпить, покурить, – сказал Дима. – А с тобой не надо допинга. И много света.
У обоих совпали пристрастия: чистый секс. Никаких пряток в одеяла и бельё, и обязательно хорошее освещение. Никакой выпивки, курения, эротических игрушек. Только тела, души, и ясный ум.
Дима сам признавался, что таких наполненных и длительных отношений у него никогда не случалось, и она верила. Он на самом деле дорожил ею, она это чувствовала без клятв и объяснений.
Но всё-таки это были странные отношения. Без вектора и цели. Они не строили никаких планов, не копили обиды, обещания и претензии, и даже не мечтали когда-то что-то изменить и устроить. Оба плыли по течению, куда несло, туда и двигались без всяких обязательств. Инга не рассматривала Диму как будущего мужа, не примеряла ему этого звания. Он и так уже был хорошим мужем другой женщины. Они берегли близких людей от огорчений, но еще ревностнее оберегали свой роман. Маленькая жизнь уютно вписывалась в большую, без драм и трагедий.
Инга и Дима не испытывали угрызений совести. Они с беспечностью влюбленных считали отказ от таких отношений преступлением против законов человеческой природы. Сама судьба их свела, окольцевала сильнейшим магнитным полем, и никто не ведал, какой им назначен срок.
Однажды Дима вставил в разговоре совсем ни к теме, глядя ей прямо в глаза:
– Мы будем вечно. Мы будем всегда.
Инга, помнится, весело усмехнулась:
– Будем работать вместе до пенсии? Или старичками бегать друг к другу?
– Не знаю, — Дима красиво и немного нервно повел плечами. – Но мы будем всегда.
Но что такое «всегда» в стремительно меняющемся мире? И что они тогда понимали про старость или хотя бы зрелость?
Поворотной точкой стал пустой стакан. Они сидели в офисной комнате, раскладывали документы, обсуждали сроки, методы… Проводили мозговой штурм – обычная рутина бизнеса. Между делом пили чай, сок, кофе, грызли орешки, жевали сухофрукты. Инга устала от разговоров, пошла перемыть посуду. Под струей воды в её руках хрустнул тонкий стакан. Стекло вонзилось в кончик мизинца правой руки как острый нож в батончик вареной колбасы, внезапным потоком хлынула кровь. Вроде пустяк, но такого с ней никогда не случалось. Инга так и вбежала в комнату с этим раненым пальцем и беспомощно взглянула на Диму.
Кровоточило обильно, казалось, сейчас всё из неё вытечет. Инга почему-то растерялась и немного напугалась, а Дима словно не замечал ничего особенного и смотрел каким-то мутным взглядом в сторону.
Первым на помощь ей пришел Серёга. Он отвечал на фирме за оргтехнику, у него быстро нашелся и спирт, и салфетки. Он обработал и осмотрел рану, приговаривая всякие успокоительные слова.
– Да у тебя глубокий порез! Того и гляди, кусок пальца отвалится! Надо в больничку, зашивать. Давай-ка собираться, дорогуша! – скомандовал спасатель.
Инга пыталась перехватить взгляд Димы, но он только глухо произнес, продолжая рассеянно смотреть в окно:
– Конечно, Серёга прав, лучше съездить в травмпункт.
Тут подскочил другой Серёга, водитель, и уже оба тёзки повели Ингу в машину. Из-за её пальца вышел небольшой переполох, ей было и неловко, и обидно как в детстве.
В больнице шустрые Серёги нашли дежурного хирурга, и тот оказал неотложную помощь, провел настоящую операцию. Ингу уложили на стол, вкололи противостолбнячную сыворотку, и анестетик, а потом заштопали палец.
– Всё, пальчик ваш сохранили, но маленький шрамик останется. Могу больничный дать, – щедро заявил хирург, любуясь своей работой.
– Не надо, – скромно возразила Инга.
– Как хотите, – ответил хирург. – Но придется приходить к нашим сестричкам на перевязку, обработку и физпроцедуры. Еще и лекарство пропишу.
– Что, так серьезно? – удивилась Инна.
– Порез глубокий. Сейчас ваш организм будет затрачивать много ресурсов для заживления, будет слабость, головокружение. Организму надо помочь, – поучительно пояснил дружелюбный хирург. – Сами всё ощутите. Сейчас езжайте домой поспать. Сон всегда помогает.
В машине, по пути домой, Инга размышляла о Диме. Она понимала, что в офисе он привычно осторожничал, конспирировался, чтобы не демонстрировать их близость. Однако его холодная сдержанность породила сомнения. А не заигрались ли они? Где истина, где фальшь? Какими людьми они нужны друг другу? Если ей самой не нравился Дима с вафельницей в руках, то она со своим окровавленным пальцем тоже выбивалась из романтического образа. Дима страстно целовал её здоровые пальцы, а раненые конечности в программу отношений не входили. Так это или она бредит? Мысли расплывались. Ответа Инга не сформулировала, её клонило в сон. Хирург был прав. Травмированная пациентка уже ощущала и слабость, и головокружение, но вместе с тем и душераздирающую досаду.
Вечером он не перезвонил, не поинтересовался её состоянием. Зато дома Ингу окружили заботой, накормили куриным супчиком, напоили травяным чаем и уложили в постель. «Раны зализываем дома», – с грустью подумала она, устраиваясь под одеялом.
На следующий день Инга не поехала в офис, а потом пару дней старалась обходиться без контактов с Димой. Он подошел к ней сам и каким-то скомканным голосом сказал, поправляя волосы элегантным жестом:
– У меня младший сын сильно заболел. Много сейчас хлопот дома. Жена истерит, тёща мельтешит, ребенок плачет. Ночи бессонные. Вымотался.
– Да, я понимаю, – бесцветно ответила Инга.
Продолжать разговор не было смысла. Конечно, если серьёзно болен ребёнок, то какой уж тут женский палец. Сын – кровиночка, роднее пальца чужой жены. Большая жизнь навалилась на их маленькую, придавила своей значимостью. Магнитное поле ослабело и совсем не держало Ингу. Через неделю Инга написала заявление на увольнение.
Она встретила однокурсника, разговорились. Слово за слово, он сообщил ей, что с десяток их институтских товарищей работают в одном холдинге, самые бедовые ребята, и то, что там нет Инги – не порядок. Ей там самое место, все будут рады.
Дело было не в том, что Инге захотелось в развеселую компанию к однокашникам. Женская интуиция настойчиво нашептывала: надо завершать отношения с Димой, не дожидаясь развязки в духе пошлой мыльной оперы. Как там, в любимом кинофильме? «Резать, не дожидаясь перитонитов!»
Уйти сразу, красиво и безоглядно, не удалось – ни с работы, ни от Димы. На бывшую работу пришлось приезжать, доводить до конца незавершенные дела, и с Димой пришлось видеться. Он поначалу отстранялся, изображал гордую мужскую независимость и неуязвимость бывалого парня, а потом его прорвало. Дима несколько вечеров поджидал Ингу по новому адресу, привозил цветы, бормотал какие-то благоглупости и даже один раз тихо вошел в офисную комнату, молча встал перед Ингой, как привидение. Димины поступки уже смешили сотрудников-однокурсников, они пошучивали и по-приятельски донимали расспросами. Он ломал все прежние условия, и этим всё больше разрушал того Диму, которым Инга восхищалась.
При всей нелепости ситуации его шутовские выходки ей льстили и спасали от уныния. Ей тоже было трудно совсем отказаться от него – сила привычки тянула назад. Порой её терзали сомнения вперемежку с тоской, хотелось сдаться и надышаться Димой всласть, отдаться ему безоглядно. Он стоял живой, страстный, и ждал только её согласия. Но она призывала разум и волю, чтобы выдержать эту пытку. Инга догадывалась, уязвленное самолюбие Димы бурлит и толкает его на шальные мальчишеские выходки. Чувства и логики во всем этом почти не было. Одно безумие. Видели бы жена и сыновья, что творит их отец семейства!
И всё-таки один раз она сдалась. Произошло то, что иногда уже бывало с ними раньше – они случайно пересеклись, перемещаясь по разным траекториям и различным делам в солнечное воскресное утро. И Дима сумел убедить Ингу пойти с ним хотя бы на полчаса. Просто поговорить, ничего больше.
Так они оказались в пустой квартире его приятеля, которому Дима помогал с ремонтом. Небольшая квартира, освобожденная от мебели и утвари, изобильно просвечивалась нежным майским солнцем, а они всегда любили именно такую атмосферу для уединения. Без излишеств, и много света. Никакого разговора не получилось. Только быстрые взгляды глаза в глаза, словно молнии, и они сплелись в неистовом танце рук, ног, губ… Истосковавшиеся тела вбирали друг друга, наполняли, терзали, охватывали. Пролетело несколько часов как одно мгновение.
– Я никуда тебя не отпущу, – Дима почти скрежетал зубами и придавливал её своим телом еще сильнее. – Мы всегда будем вместе. Ты не сбежишь от меня, ты не сможешь. Ты ушла, и мне как будто отрубили руки. Ты не бросишь меня. Я умру. Я лягу костьми, но верну тебя.
– Не говори глупости, – шептала Инга, беспорядочно целуя его в лоб, в макушку головы. – Какие еще кости и смерть? Живи… Вон ты какой сильный, просто тигрище…
– Я ушел из дома, от жены, – сообщил он. – Всё серьёзно. Я уже три дня живу у друга, в этой квартире на матрасе.
– Не надо этого, Дима, – попросила Инга. – Мы с тобой ничего такого не хотели. Вернись домой. Это всё ни к чему.
– Хорошо, если хочешь, я вернусь. Но и ты не исчезай. Не бросай меня, Инга!
– Я здесь, я не исчезла, – уклончиво сказала Инга и взъерошила ему волосы.
Но больше ничего не повторилось. Никогда. Все Димины кости остались при нём, и он вернулся в семью целым и невредимым.
Они оба переболели друг другом, и пути их разошлись. Иногда случались рецидивы болезни, Инге до отупения хотелось набрать его номер, позвать Диму, окунуться в прежние ощущения, но освежиться той же водой не удавалось. Вечно что-то мешало, всё оборачивалось против свидания. То, что раньше происходило легко и непринужденно, теперь не складывалось. Постепенно всё минувшее смазалось бегущим временем, размылось – то ли было, то ли нет. Только палец со шрамом остался как символ страданий. Судьба их когда-то соединила, а потом жёстко развела. Инга постепенно научилась жить без Димы. Она вернулась в семью душой и телом. Оказалось, жизнь без Димы существует, и даже вполне благополучная. В эпоху Димы Инга ограничивала себя, потому что каждая высвободившаяся минутка посвящалась ему, желанному. Она разучилась полноценно отдыхать, меньше читала, и вообще пропускала массу интересностей. А в мире публиковались новые книги, ставились спектакли, открывались новые выставки, люди путешествовали по странам и континентам и общались в соцсетях. За 15 лет после Димы жизнь Инги сделалась разнообразнее, насыщеннее, но иногда ей казалось, что весь этот калейдоскоп событий не стоит и пары часов сумасшедшей любви в пустой, просвеченной солнцем квартире. В такие минуты слабости нахлынувшая блажь сотрясала дрожью всё тело, но Инга научилась овладевать собой и подчиняться благоразумию. Так хронически больные люди держат свои неизлечимые недуги в узде, в стадии ремиссии, не допуская обострений.
В вагоне метро с Ингой случилась галлюцинация. Жажда услышать своё имя, срывающееся с горячих Диминых губ, на минуточку затмила благоразумие. Как он произносил её имя, что такое вкладывал в интонации? Своё мужское вожделение – вот что. И женское имя взлетало, кружилось счастливой бабочкой, щекотало крыльями, волновало воображение. Это длилось недолго – столько, сколько живут волшебные бабочки. Потом они гибнут, это неизбежно.
Инга вразумляла сама себя. Прошло уже 15 лет – хороших, добротных, интересных. Её тайная маленькая жизнь давно улетучилась, как воздушный шарик. Большая жизнь стала шире и ярче, и нечего плакать, что шарик улетел. Они изменились, и обстоятельства другие. Их встреча может принести одни разочарования, да и смешно вдруг начать разыскивать бывшего любовника. Напрашиваться на свидание с Димой – ломать комедию. Ваш поезд, как говорится, ушел. Не бросаться же под другой поезд из-за служебного романа, который вдруг вспомнился не к месту. В метро случился приступ фантомных болей, и надо себя чем-то отвлечь, утешить. Лучше всего пойти домой и напечь гору сладких вафель на старой электровафельнице. Она-то прекрасно работает, хотя и не блестит так, как раньше, и греется медленнее. А что вечно в этом мире? Ничего. Всё проходит с положенной скоростью. Как поезд в метро…
Лариса Теплякова: Инженер. Бизнес-леди. Писатель. Публицист.
«Научите меня жить!» – Авторская полка о человеческих отношениях на BOOKMATE>>>
Страница автора в Facebook >>>
