– Он должен тебя отпустить… Это же паломничество! – встрепенулась Марина, мой ангел-хранитель.
– Да, – ответила я, – чтобы к тебе возвращались, нужно уметь отпускать.
В Израиль поехала на поэтический фестиваль в Назарет, а дальше – Иерусалим и, конечно, море Тель-Авива.
Наверное, именно эти записки больше всего похожи не на связный рассказ, а на открытки из кафе от руки, на звёзды, нанизанные на нить пути и судьбы.
Переезжая с места на место, понимаешь, что любая дорога – это всегда возвращение. К себе.
И не нужно задаваться глобальным вопросом: «Чего ты хочешь добиться в жизни?», как это приучили нас делать дома по утрам за кофе. В пути достаточно спросить, чего ждёшь от сегодняшнего дня – и прожить его по максимуму. А из таких дней и состоит жизнь.
«Каждый день мы рождаемся» (Будда). Это не про отсутствие прошлого и Альцгеймер, а про возможность изменить вектор пути. Любая встреча или незначительное событие может изменить мысли, а значит, и жизнь. Мы все преломляемся друг в друге. Люди заменяют нам недостающие смыслы, они – суррогат несбыточных желаний, ведь жизнь зачастую состоит не из того, что случилось, а из того, что не сбылось.
«Греюсь у чужих костров на берегу, а надо бы в море, в шторм», – пели на фестивале.
Подумалось, что если любовь – доступная всем замена творчества, связи с миром, духовного поиска и смысла жизни, то большая часть поэзии лишь сублимация несбывшейся любви, даже когда пишешь о смерти и космосе.
И пока не встретишь себя, не найдёшь «своего» человека.
А ещё о том, что в наш век гуманизма, когда жизнь, а значит, и время – священны, художника, поэта, писателя многие воспринимают как убийцу. Мы ведь не хлеб раздаём, а мысли, идеи, слова… убиваем чужое время, захватываем территорию чужой жизни.
…«Вдруг вся песня, в целом-то, мелка,
вдруг в ней всё ничтожно будет, кроме
этого мучительного с кровью:
Граждане, послушайте меня…?!»
(Е.Евтушенко)
Человек, борющийся за людское внимание, никогда не будет счастлив наедине с собой.
Освободиться от другого в себе помогает дорога. Если бы меня спросили, я бы посоветовала всем родителям отправлять детей в кругосветку, прежде чем давить на них: «Решай, кем ты будешь». Ведь большинство из нас просто хотят остаться собой…
Дорога сразу и намного повышает градус бытия, вырывая из привычных рамок. Ты – больше не раб рутины, сотканной из чужих традиций и установок, тебе приходится выбирать каждый шаг, рискуя и не зная, что будет дальше. Как в притче о лягушке: кинь в кипяток – выпрыгнет, постепенно повышай градус – сварится. Привычка – худшая из зол.
Автобус из Назарета в Иерусалим мог бы и не приехать. Курила на остановке, глядя на нетерпеливо звенящих золотыми ожерельями мусульман в чёрных одеждах. Полчаса, час, другой… Такси стоит, как самолёт, ночевать под открытым небом не просто в чужой стране, но и во враждебной по менталитету, религии (часть Израиля уже неподвластна христианам) – опасно даже в костюме рэпера, смыв женские признаки с лица. Но хуже всего было то, что сломался мобильник и разорвана связь с миром близких.
Солнце бликами играло в листве…
Как бы тебе ни было плохо, мир вокруг равнодушно прекрасен. И если поймаешь внутренним зеркалом солнечный зайчик его бесконечного лета, то аура счастья не убережёт от всех бед, но поможет их пережить. Даже горькими днями бывает сладко от красоты у моря или среди деревьев.
Это было не чувство, скорее предчувствие – бытия в потоке. Когда вверяешь себя дороге, она распахивает перед тобой окна Вселенной.
В дороге читала Дину Рубину:
«Именно в ту ночь я стала взрослой – так мне кажется сейчас. Мне кажется, в ту ночь возвращения домой под невыразимо ужасным и невыразимо величественным небом я поняла несколько важных вещей.
Что человек одинок.
Что он несчастлив всегда, даже если очень счастлив в данную минуту.
Что для побега он способен открыть любое окно, кроме главного – недостижимого окна-просвета в другие миры…».
Бывают книги, время которых шире чтения, потому что остаются надолго в мыслях. Мне бы хотелось, чтобы мои читали так же…
А на перекрёстке миров я оказалась в кафе на углу улицы Давида. Отражение свечей в стёклах входных дверей-вертушек, люди будто кружились в танце сансары.
«Мы свободны и счастливы только на бумаге», – храню старую открытку от бывшего друга. Нет, захотелось написать в ответ, вечность не на бумаге, а на острие момента между прошлым и будущим. Счастье в каждом вдохе, глотке, когда теряешь себя – и находишь в движении, растворяешься в пространстве и обретаешь суть времени.
Без связи существовала человеком-невидимкой несколько дней. Никто не знал, где я. Звёздные ночи под кустами гибискуса, как в царстве сна, наверное, это и есть прикосновение к таинству бытия, когда ощущаешь себя никем в нигде. Счастье жить инкогнито, выход из-под контроля. Радость отшельника – открывать мир. Люди с пустыми разговорами – как стена от Бога, от мира. Смысл – воплотить идею себя во времени, здесь и сейчас, а не пополнить списки истории. Твой мир создан тобой, и вместе с тобой исчезнет.
Нормальное большинство так и предпочитает жить: незаметно, чтобы не приходилось оправдывать каждый шаг, чувство, действие. Но куда девать жажду самореализации, внимания к своей персоне, признания, востребованности? Может, ищем среди многих безликих близких по духу, кто примет и полюбит такой, как есть, без осуждений и исправлений? Просеиваем популярность, отделяем зёрна от плевел. Но те, кто пришёл, вряд ли останется рядом надолго, и путь продолжается.
В Иерусалиме я поняла, что такое метель времени: все святые следы вытоптаны, не чувствуется энергетика древности, священных мест. Город-базар, на Via Dolorosa торгуют женскими лифчиками. Но в Храме Гроба Господня мне явили чудо. «Не ищите живого среди мёртвых. Он воскрес», — написано на гробнице. Инстинктивно подняла голову и под куполом храма, в солнечном круге, куда улетает душа, увидела парящего голубя. Святой дух? Вряд ли живые голуби, что им есть внутри?
Остаётся верить, что сама пока не мертва.
В Тель-Авиве поселилась на живописной улочке Балей-Малаха – «Улица мастеров». И вдохнула международной свободы…
Наверное, это первый незнакомый город мира, где я ни разу не заблудилась, несмотря на то, что по-английски только витрины и вывески. Всякий раз ловила себя на мысли: «Это ж Москва у моря…» и выходила в точности туда, куда предназначено было и нужно. У городов очень схожая энергетика: fast & bright. Огни большого города. Вечный праздник. Обошла за сутки весь Тель-Авив, включая Яффо. Город словно вёл за руку.
Апельсиновый рай, долгие дни, длинные волны. На пляже смерть дальше, чем где-либо. Море – вечность. Волны всегда возвращаются другими и всё теми же – это как иная форма той же воды, вечное возвращение, реинкарнация. Рождение в глубине – смерть, когда разбивается о берег, и бессмертие в новой волне. Мелкий золотой песок в носках и карманах, случайные встречи…
Шли по кромке воды два рыжих. Увидели друг друга и подпрыгнули от удивления, как раздвоившееся отражение в волне. Я вырождающийся викинг, а он в Скандинавию на лето ездит спасаться от раскалённых пляжей. Когда встречаешь солнечных людей, жалеешь о времени, потраченном на тех, кто «в горе». Все беды на земле от людей, не умеющих стать счастливыми.
Жаль, не попробовала сразу договориться о новой встрече. Он красивый был, мечтательный сёрфер. Думал, у меня телефон смыло. Но дело было в яхте на берегу Яффо. Сказочной, увешанной Санта-Клаусами.
«Все останавливаются сфотографировать, а ты прошла мимо. И я решил догнать».
Хайди – хирург.
«У меня две квартиры: в центре Тель-Авива и в Яффо, но я часто живу на яхте, чтобы ощутить себя ребёнком, яхта – моя детская мечта. Дети способны верить в чудеса».
«А ты в них веришь? Что ты говоришь пациентам, когда понимаешь, что им конец?»
«Я говорю: I’ll do my best! Не знаю, как сказать правду, и это меня мучает. Я не Бог предрешать конец, но и врать страшно».
«If You hide some truth, that’s not mean, that You are lier», – завуалировала просьбу не говорить утопающим о том, что на дне. Потому что чудеса случаются, вопреки упрямой статистике, а дно – не всегда.
«Подожди, я запишу, меня это спасёт», – он спустился в трюм и вернулся с блокнотом.
Смешной каламбур получился: Хайди и hide (скрывать). Но я верила в сказанное.
Встречала плохих врачей, и они говорили мне: «Я бы на вашем месте привёл все дела в порядок, возможно, осени и не случится». И только Марина твердила, как заклинание: «НИКОГДА не пиши завещаний». И той осенью я поехала на свой первый литературный фестиваль…
С Хайди мы весь вечер смотрели с борта яхты в печальное синее море. И оно не кончалось и не кончалось. Хайди не знал, что врачи в каком-то смысле сами обречены, и что рядом с ним сидит бывшая пациентка («в тебе столько жизни!»), но русской клиники. Я будто отдала дань: врачи тоже нуждаются в утешении.
Позже он показал мне площадь Габима, где ты жил у кого-то из наших литфестивальных знакомых по вписке. Там один жилой дом, остальные – офисные, театральные, магазинные. И в ту ночь, блуждая взглядом по окнам, я пыталась угадать, откуда ты смотришь на меня из нашего мимолётного прошлого. Окна все были разными. А луна из неба светила во все концы земли одинаково безучастно. Можно ли встретиться взглядом в её глазах, если учесть, что каждую ночь мы смотрим в прошлое? Земной свет идёт от земли так долго, что вечно опаздывает, да и Луне всё равно, смотрим мы на неё или нет.
Психологи пишут: осознание подобного опыта и есть погружение в Дао или синхроничность бытия.
Не знаю, так ли это, но в ту ночь поняла:
ничего не напишешь, если спрашиваешь себя (как учили): «Что мне сказать всему человечеству?». Лучше спроси себя: «О чём хочу поговорить с самым близким?».
С тем, кто сейчас на пути к тебе.
Цитата на картинке из стихотворения «Квартет моих снов» ⇒
В ПУТЕШЕСТВИЯ Мои книги | Подписаться на новости | Архив писем | Поблагодарить
