Сейчас я пишу историю из тех, что не адресуют никому, даже родным. Делиться потерей – всегда спекуляция на чувствах близких и на сочувствии посторонних. Вряд ли потерю способно заменить слово «утрата». Утрата подразумевает смирение с «божьим промыслом», а потеря пропитана запахом личной вины: не удержала.
Пишу, черпая из веры, что наша история поможет кому-то не расплескать драгоценные дни. Мы не властны ни остановить жизнь, ни предотвратить смерть. Всё, что дано и позволено – распорядиться своим временем. Проведённым вместе.
С детства меня преследовали странные сны. По заснеженной пустыне бредут волк и охотник. Не помню, сколько мне было лет в первой земной жизни, когда изгнали из племени, не помню за что. Лишь ощущения: обжигающий холодом снег сквозь прорези одежды из шкур, запах дымящейся крови, чад огня в жилище наподобие юрты, терпкое преданное собачье тепло рядом. Волчонка я приручила, он стал моей собакой, единственным близким существом, братом. Вместе охотились, вместе спали, и наверное, вместе погибли, потому что не помню себя без него…
– Мы не сможем завести волка в московской квартире, но можем охотника. Такса из охотничьих пород собак – самая умная, – решил муж.
– Как всё-таки верно Вселенная исполняет наши желания! Мечтала жить вдвоём с диким животным, а теперь у тебя муж, дом и маленький рыжий такс – под стать тебе, – шутили родные.
– Какие вы, рыжие, одинаковые, – удивлялись прохожие.
Спрашивали: Это собака под вас или вы под собаку?
Я и не предполагала, что столь беспомощное существо вырастет в больше, чем человека, обучившего меня всему, что сейчас бесконечно дорого и чего так и не смогла отыскать в книгах.
Ты научил меня любить беззаветно.
С раннего детства человеку предназначено то или иное место в мире, та или иная роль. Взрослея, мы обязаны исполнять предназначение. И оцениваем значимость другого человека, исходя из его поступков и достижений. Даже дети осознают, кто есть кто. Кому-то, как мне, тыкают в лицо и прекословят из пренебрежения. Может, поэтому не люблю детей: за их прямую жестокую искренность. Взрослые, по крайней мере, лицемерят, щадя и стараясь не обидеть тех, кто пока ещё нужен.
В редких случаях взрослым боссам приходилось говорить правду:
– Большинство сотрудников ценит тебя за знания. Знающие специалисты – за талант находить нестандартные, но всегда верные решения, а именно – за чутьё. Но ошибись хоть раз – вылетишь. Никто по тебе не заплачет. Команда единодушно проголосует против.
– Почему? – спросила беззащитно, беспомощно.
– Ты – отъявленный мизантроп и аутсайдер. Не в курсе последних сплетен, кто с кем спит, кто кому завидует, как проводит время за стенами офиса… Как робот: приходишь на работу – работать. В трудовом смысле это прекрасно, но не в корпоративном. Тебе плевать на нас – и все это чувствуют.
«Чем больше узнаю людей, тем больше люблю собак», – стучало в голове, как пульс, в метро по дороге из офиса. Дома ты подолгу обнюхивал меня, тщательно вылизывая лицо и руки, будто пытался очистить от скверны, излечить сердечные раны. А потом мы шли гулять в парк. В парке гуляли другие люди, и ты любил их иначе: запоминал и различал приблизившихся к тебе по какой-то их внутренней ауре, считывая невербальный язык тела, подмечая привычки, забавные чёрточки, проникая вглубь человеческой природы, понимая моих друзей лучше, чем я сама. Меня приучили обобщать слова и поступки, ты чувствовал уникальность каждого. Я делала карьеру, часто меняя работу и окружение, и до твоего появления в моей жизни ощущала себя зеркалом, отразившим сотни лиц. Повстречав человека из прошлого, подолгу не могла вспомнить, кто он и откуда, потому что любой ассоциировался с позабытым статусом. Для тебя все были особенными, со своими исключительными запахами, голосом, походкой. Наблюдая за тобой, училась пристальному вниманию к людям, чувствуя, как рушатся авторитеты и внутрь проникает всеобъемлющая любовь к тем, кто рядом. Твоя любовь безусловна и оттого неисчерпаема: невозможно «поступить дурно», чтобы потерять, не нужно ни с кем соревноваться, чтобы обрести. Она напрочь лишена зависти или чувства превосходства. Такая любовь основана на памяти…
Да, ты обладал феноменальной памятью. Достаточно побывать где-нибудь и обнюхать, чтобы запомнить это место навсегда. А слова? Услышала по телевизору, что интеллект таксы равен интеллекту семилетнего ребёнка – и усмехнулась. Редактируя чужие тексты, часто ловила себя на мысли: у моей собаки словарный запас богаче. Достаточно было повторить, и ты запоминал, что значат даже сложно произносимые слова. Как-то утром спела тебе: «Тёплыми лапками возьми меня в охапку» и обняла. С тех пор каждое утро на слове «охапка» обвивал лапами шею, как ребёнок. А из смешных и нежных прозвищ, которыми мы тебя подзывали вместо клички, можно составить многотомное собрание сочинений.
«Таксы не поддаются дрессировке», – вещали из телевизора. Нам это было не нужно, ты понимал меня с полуслова, стоило только поговорить. Но обладая своенравным характером, всегда получал желаемое. В попытке понять, как тебе это удаётся, начала вести записи. Полезный сложился бы мастер-класс на тему: «Как получать от мира всё, что хочешь», сейчас подобные «КАКи» востребованы сверх меры. Прости, не успела. Без тебя не смогу закончить. Запишу основную мысль: зло – это непонимание. Мы злимся, когда окружающие не соответствуют нашим ожиданиям. Но, за редким исключением, никто не обладает даром телепатии. Близкие, как и ты, способны ощутить наше настроение, но не осознать причину. И потому талант ясно объяснять, чего хочешь, наверное, самый важный для счастья. Обучившись у тебя демонстрировать свои мысли и желания друг другу, мы с мужем вообще перестали ругаться, всякий раз садясь за кухонный стол переговоров, когда назревала ссора с битьём посуды.
На охоту тоже ходили. В наш Митинский парк на холмах над городом. Гоняли белок по аллеям, а у заболоченного пруда поймали настоящую выпь. Выпь – редкая и трудноуловимая птица. Вблизи похожа на тролля из детских сказок: голенастая, горбатая. Таких фотографий ни у кого нет, поверь. И когда шли домой, перепачканные тиной, но гордые оттого, что увидели нечто вживую, что другие смогут лишь на виртуальных картинках, я поняла, что гордиться нужно правильными вещами. Не тем, как выглядишь в глазах посторонних – от нас в тот день все шарахались на парковой аллее – а тем, что несёшь под сердцем – бесценный опыт открытия ещё одного маленького чуда вселенной. Выпь мы, конечно, не тронули, но запомнили навсегда.
Ещё запомнила твоё чувство времени. Я часто уезжала в командировки или на литфестивали, а ты ждал. Перед отъездом на пороге целовала в нос и говорила: «На неделю». Ты начинал считать дни. Никогда не ошибался, под дверь усаживался за несколько часов накануне. Однажды такси в аэропорт подъехало раньше срока, и я не успела попрощаться. На следующий день в Сочи позвонил муж: «Он воет и не ест. Сейчас суну ему трубку в ухо, объясняй, как хочешь, про свои недели!». И снова у нас получилось понять друг друга даже по телефону.
Я пишу о тебе, понимая, что не любила. А люблю и продолжаю любить. У любви нет прошедшего времени. «Надо уметь отпускать», – твердит муж. Я стараюсь не плакать: из-за слёз в нашем парковом раю не прекращаются дожди. И ты сердишься. Ты никогда не любил сырость. Стоишь у ворот, промокший до нитки, фыркаешь, трясёшь ушами.
День, когда тебе поставили диагноз «сердечная недостаточность», был рыжим и невесомым. Бродили по осеннему парку, и ветер приносил ароматы листьев и трав, будто собирая для нас букет со всех концов земли. В тот день я и придумала наш маленький рай. Парк на взморье, где всегда солнечно, тёплая осень и листья кружатся в золотом свете аллей. Нам хорошо было в нашем парке, но мне хотелось когда-нибудь отвезти тебя к морю. Наверное, ты удивился, обнаружив, что заболоченный пруд превратился в море, а вода бывает солёной.
«Встречаемся у ворот», – объясняла, чтобы не потеряться. Ты редко убегал, разве что за белыми роскошными лабрадорихами, но это не в счёт. Мы всегда находили друг друга. Всегда у парковых ворот.
Неслучайная, ненасильственная смерть, а точнее, старость готовит к потере, постепенно стирая личность за слоем слой. Одна за другой из жизни уходят любимые привычки, ритуалы, привязанности – и связь с миром истончается, пока не рвётся совсем. Сначала перестаёшь убегать за лабрадорихами (утрата сексуального инстинкта – первый шаг к смерти, чувственность – основа жизненной энергии), потом устаёшь гулять в парке, залезать на подоконник, чтобы облаять мир… Под конец не хватает сил встречать у дверей и целовать по утрам. И ты смотришь в зеркало, будто не своё отражение в домашней комнате видишь, а картины иного мира.
Я носила тебя на руках на прогулки во двор. Какими слабыми были руки и долгими дни! Но даже невыносимо долгие дни не подготовили к худшему. В свой последний ты побоялся шагнуть за порог, будто чувствовал, что уже не вернёшься домой. Подняла тебя на руки и уже во дворе ощутила странную тяжесть. Внезапно вспомнилось… Как на работе паковали буклеты и книги в коробки, взвешивали для почтовой отправки. «Коробка – семь килограммов, и я не могу её поднять, а мой пёс весит десять, и я легко ношу его на руках», – поразилась тогда. «Пёс живой, он держится за тебя и помогает себя нести, а коробка – нет», – объяснил мудрый коллега.
Я бежала по лестнице вверх, но ты умер у меня на руках на пороге, за который так страшился шагнуть. Массаж сердца не помог. Вечером мы сами тебя похоронили, выкопали могилку под сосной.
Ясно помню миг, когда ты ушёл от меня на ступенях лестницы. Будто из тебя выдернули стержень, будто вылетела птица. Я узнала тогда, что живое тело держит душа. Не сердце – механический насос, не мозг – что способно удержать серое вещество в черепной коробке? А некий невидимый энергетический стержень, синяя птица любви и счастья. Душа. Да, теперь я не верю, а знаю, что она есть у любого из нас.
Говорят, утраты делают человека мудрее. Благодаря тебе я постигла многие грани жизни и смерти, кроме одной: как наполнять свои дни во время лишений?
На первую прогулку после тебя отправилась не в парк, а на выставку. «Искусство – природа городов», – вычитала в сети. В Москву привезли картины Фриды Кало. Смотрела на «Летящую кровать»», где ребёнок на кровоточащей пуповине реет над художницей, ощущала себя лежачей больной, ту же полую бездну внутри. Боль пройдёт, а пустота останется. Место для тебя, которое никто не заполнит. Моя лапка-охапка…
«Срочно заведи другую собаку», – посоветовала подруга.
Нет, не поможет. Вновь прибывшему прикажу: «Зарой яму во мне!». Нельзя обрекать невинное существо на то, что оно дать не способно. Каждый из нас, тем более любимый, не важно, куда уходит – в землю или по земле другой дорогой, оставляет после себя пустоту, ровно по своему размеру. И никто другой не займёт твоё место, у каждого – своя суть. Свой след на земле. Не бывает живых существ, прошедших по миру незамеченными. Всякий, проживая жизнь, пишет свою историю прощания.
– Отпусти его! – повторяет в сотый раз муж.
Ты бы давно уже всё усвоил, а я никак не могу смириться.
Впрочем, пустота всегда заполняется. Таковы законы нашего мира. Заполняется первым нахлынувшем – чувством вины. Надо было найти другого врача и более эффективный курс лечения. Не оставлять тебя одного, никуда не уезжать, пока был рядом. Обнять крепче, чтобы птица-душа не вылетела из рук…
«Душа – существует!», – повторяю себе, шагая в пустоту одиночества. Это ощущение вылетевшей из рук птицы-жизни невозможно забыть, и с ним не поспоришь с точки зрения законов физики: ничего более явного, опытного, трогательного (от слов «тронуть и прикоснуться») – физически ощутимого в моей жизни не происходило.
И потому я не стану обнимать никого другого. Я просто пишу нашу историю прощания. Хотела тебе сказать, что писательство – самая подлая часть человеческой природы. Если честно, то отнюдь не попытка сохранить время, проведённое вместе, или, как выражаются собратья по перу «оставить след на земле». Нет, я пишу, потому что иначе не выжить, иначе боль меня не отпустит. Писать – это своего рода инстинкт самосохранения, так память избавляется от прошлого, освобождаясь для новой жизни.
Я верю, ты простишь меня. И будешь ждать, как всегда. У ворот нашего парка на взморье. И рано или поздно дождёшься. Надо только перестать плакать, чтобы за хмурыми тучами ты, наконец, увидел рассвет.
10-28 февраля 2019,
Москва
ДРУГИЕ ИСТОРИИ Мои книги | Подписаться на новости | Архив писем | Поблагодарить
